Постепенно кирпично-красная земля превратилась в Город. Город был пуст. В нём только летали призраки людей с искажёнными лицами и огромными ртами, безмолвно зовущих на помощь. В самых тёмных уголках Города ещё оставались люди, хитрые и мелкие, которые превращались в крыс и бежали за переделы Города. Выжившие люди, сильные люди, как считал Виктор, превращались в огромных монстров. Они пожирали друг друга, и тот, кто съедал больше, становился огромным в размерах. Руки их становились длиннее, а ладони – большими, чтобы ими они смогли захватить как можно больше. Во рту этих существ начинали отрастать огромные и страшные клыки, которыми они уже без труда поедали слабых. И слабые либо становились добычей сильных, либо превращались в крыс и убегали.
Небо над Городом становилось всё темнее и темнее, пока не стало совершенно чёрным. На дорогах Города уже не было видно асфальта – он скрывался за алыми ручьями человеческой крови. Лишь бледно-жёлтые фонари освещали собой этот мрак. По всему Городу раздавались еле слышимые звуковые волны стонов и плача людей. Эти волны туманом покрывали Город, дома, офисы, магазины… И постепенно эта волна тихих стонов превратилась в один жалобный плач, который было отчётливо слышно… Кровь стекала в дорожную канализацию, а плач, исходивший извне, заставил Виктора открыть глаза.
Виктор открыл глаза, понимая, что плач – это не часть сна, а окружавшая его реальность. За стенами и дверью его комнаты плакали. И плакала одна женщина, а именно его мать.
«Почему мир так жесток и несправедлив? Почему кто-то должен страдать, а кто-то при этом спокойно и беззаботно живёт? – И мысль о сильных и слабых вновь посетила его. – Страдает только тот, кто слаб. Сильные же берут своё и борются за своё счастье».
Тихий плач матери снова отвлёк его, и страшные мысли о сильных и слабых, о тех, кто переступает и через кого переступают, отошли на задний план. Больше для него не существовало ничего, кроме страдающей матери. Свою мать Виктор не относил ни к сильным, ни к слабым. Мать для него была жертвой обстоятельств, которые он так ненавидел. Он считал, что обстоятельства – это огромная рука, держащая человека за шею. Человек или терпит её, или пытается сопротивляться ей. Но проблема в том, что при любом сопротивлении рука эта начинает душить всё сильнее и сильнее до тех пор, пока она не задушит до победного конца или пока сам человек не покончит с собой; но в том и другом случае человек сдаётся и даёт ей победить себя.
Виктор стоял и слушал плач матери, разделяя с ней одну, общую для них двоих, скорбь – скорбь по их отцу. Отец Виктора умер ещё в самом начале Чеченской войны, оставив после себя только память, несколько фотографий и, собственно, самого Виктора.
Потеря любимого человека огромной тенью боли легла на душу матери Виктора. С тех пор как он умер, алкоголь стал спутником её жизни, который помогал ей заглушить боль. Виктор никогда не осуждал мать за алкоголизм; он понимал, что алкоголизм – это болезнь. Он понимал, что болезнь эту никто вылечить не сможет, и единственным человеком, кто смог бы спасти её, являлась она сама. Но в стеклянных бутылках она не видела того, в кого превратилась. А превратилась она в старую на вид женщину, сутулую и отчуждённую от всего мира. И светлые волосы её теперь уже были растрёпаны и скрывали за собой искажённое от горя лицо. Глаза её, некогда прекрасные голубые глаза, стали теперь уже мёртвыми и пустыми, лишь изредка издавая выражение отчаяния и боли.
