– Таблеток много пью. От давления, от сердца и ещё бог знает от чего. Немудрено, что желудок поварчивает.
Поглядев на нижнюю дверцу шкафа, я кивнула. Та была прикрыта не до конца, и зелёный кусок пакета из-под мусора тут же перетянул моё внимание на себя.
– Полный уже. Схожу, вынесу, – сказала, берясь за полиэтиленовые ручки.
Николай Андреевич посмотрел в окно: возле мусорных баков опять копошилась вчерашняя старушка в сиреневом берете.
– Отдай ей. – Дойдя до прихожей, он достал из куртки старое портмоне, развернул его, убрал деньги за аренду, а затем протянул мне купюру в двести рублей. – Пусть хоть хлеба и каких-нибудь консервов купит. Пить она не пьёт и курить не курит – это я точно знаю.
Забрав деньги, я вышла на улицу. Бывшая медсестра, одетая в бессменный жёлтый плащ, усердно ковыряла в мусорном баке чем-то железным, напоминающим деревенскую клюку. Подойдя ближе, я негромко окликнула её и поставила пакет с отходами на землю.
– Возьмите. – Я протянула ей выданную купюру, добавив ещё сотню от себя, – это Николай Андреевич Белов передал.
Старушка заплакала, но милостыню приняла. Скрупулёзно стянула с правой руки грязную перчатку и только тогда убрала подаренное в карман.
– Вот ведь, забыла выбросить пакет в урну, – забеспокоилась я, когда вернулась в квартиру. – Нехорошо, наверное, надо вернуться.
– Не надо.
Николай Андреевич остановил меня поднятой вверх ладонью. Он по-прежнему смотрел в окно, прислонившись животом к подоконнику, а его старая знакомая в это время проводила ревизию нашего мусора.
– Как желудок?
– Лучше.
– Может, Вам полежать? Я с удовольствием провожу Вас до комнаты.
– Ну, если проводишь да ещё и с удовольствием. – По-мальчишески подмигнул Николай Андреевич, растянув губы в улыбке, – тогда можно.
– Вот, – рассмеявшись, я подхватила его под руку и легко довела до дивана в спальне. – Хотите телевизор посмотреть?
И, дождавшись его кивка, принялась переключать каналы.
– Оставь, – тихо проговорил он, когда я дошла до фильма, где стройная темноволосая женщина, ругаясь с тучной негритянкой, сдёргивала с окон зелёные портьеры. – Это же «Унесённые ветром» – классика американского кино. Смотрела когда-нибудь?
– Нет. – Странное чувство дежавю заставило меня тут же засомневаться в истинности сказанных слов. Уж слишком знакомой показалась картинка, где эта же темноволосая женщина, уже одетая в платье из штор, отправилась в тюрьму к какому-то Ретту Батлеру.
– Перемотай, пожалуйста, на начало и, если хочешь, оставайся со мной. Посмотрим вместе. Даю слово: тебе понравится.
И мне действительно понравилось. Как заворожённая, я смотрела на широкие кринолины, туго затянутые корсеты, лошадей, повозки, танцы в траурном платье и… встречу Мелани и Эшли после войны. Она навела меня на мысль о птице, которая после долгого заточения взлетела в небо.
– Как считаешь, чем всё закончится? – спросил Николай Андреевич во время очередной рекламы после того, как Скарлетт упала с лестницы.
– Она выживет, – не задумываясь, ответила я. – А вот Мелани умрёт.
– Почему?
– Потому что первыми умирают хорошие люди.
Николай Андреевич потёр подбородок и внимательно посмотрел на меня.
– Тебе стоит прочитать книгу. Фильм снят очень достойно, но и он не смог уместить в себе всё. Например, у Скарлетт, кроме Бонни, были ещё дети от первых двух браков, а Мелани помогла ей не только с затиранием крови убитого янки.
