Поэтому тортом я решила озаботиться с вечера и, убрав его в холодильник, преспокойно включила телевизор и начала писать простенькую программу на Си++. Программирование по-прежнему давалось мне с трудом, но я, сжав зубы, прикладывала массу усилий, чтобы избавиться от этой проблемы.
В дверь позвонили. Часы показывали начало двенадцатого, и я, немного удивившись, накинула банный халат и поплелась к дверям. Под халатом на мне была надета пижама, которую подарила Вера на прошлый день рождения. Серая длинная футболка и короткие такого же цвета клетчатые шорты. Я любила её за удобный круглый воротник и приятную на ощупь хлопковую ткань, но терпеть не могла за принт в виде огромного рыжего кота по центру и надпись «Возьми меня на ручки».
Крутанув замок и оставив цепочку, я увидела за дверью Романа. Он стоял на пороге, слегка пошатываясь, в коричневой кожаной куртке, полосатом, давно вышедшем из моды шарфе и, как обычно, даже без намёка на шапку.
Я смотрела на него и не могла отвести взгляда. Последний раз мы виделись ровно два месяца назад, и я боялась, что, если моргну или задышу слишком громко, он исчезнет, точно снежинка на ладони.
– Мне нужен шуруповёрт, – произнёс он, заходя в квартиру и снимая ботинки на коврике у дверей.
Отойдя чуть в сторону, я дважды хлопнула глазами и почувствовала резкий запах алкоголя. Роман был пьян и, по всей вероятности, пьян неслабо.
– Мне нужен шуруповёрт, – повторил он, окинув меня взглядом сверху до низу. – Ты не находила случайно, когда вещи разбирала? А то он с лета тут лежит.
Я хлопнула глазами ещё раз и интенсивно замотала головой. Честно говоря, я не имела ни малейшего представления о том, как выглядит этот самый шуруповёрт.
– Ладно, сам посмотрю, – И, махнув рукой, Роман прошёл к кладовке с инструментами Николая Андреевича.
Однако надолго его не хватило. В тепле его «повело» буквально минут через десять, и он схватился за стенку, чтобы не упасть.
– Воды можешь принести?
– Может, лучше чаю или кофе?
Смущённо потерев руки, я поправила на груди халат. Роман пожал плечами, но в кухню всё же прошёл. Движения его были рваными и неровными. Я достала из шкафа заварку и включила под чайником газ. Роман сел на табуретку и, поставив локти на стол, обхватил голову руками.
– Обычно вечер двадцать седьмого февраля я проводил здесь. В этой квартире, а у плиты точно так же, как ты, суетился Николай Андреевич.
– Двадцать седьмого февраля праздник какой-то? – удивилась я, засыпая в заварочный чайник чай.
– Праздник… – Роман усмехнулся и посмотрел на потолок. Рядом с люстрой образовалось крохотное коричневое пятнышко и, почесав нос, я подумала о том, что завтра его нужно будет обязательно оттереть. – Только лет пять назад не удалось: выдалось ночное дежурство, а ещё в самом начале. Я тогда принимал домашние роды.
– Ммм, – промычала я, не представляя, что обычно говорят в таких случаях. Вода в чайнике закипела, и я поспешила залить ей заварку.
– Я тогда бросил университет и вообще не собирался связывать свою жизнь с медициной, а поздно вечером, примерно часов в десять или одиннадцать, наткнулся на женщину. У той начались схватки прямо на улице, а «скорая» никак не ехала. Пришлось вести её к себе домой. Ночью она родила девочку. Мёртвую девочку. Понимаешь, мёртвую? – Роман с силой ударил кулаком по столу и посмотрел на меня. – Я знал, что её не спасти, но все равно за неё боролся. И она задышала. Представляешь, задышала! Резко так… Я сам не понял, как это произошло. Её мать тогда сказала, что я замечательный доктор. Представляешь, так и сказала: «Ты замечательный доктор». А я в тот момент вообще был никем.
