– Грубиян и неряха, галстук в кармане носит! – даже самое невинное упоминание о Ситникове возбуждало во мне дух противоречия.
– Ну и что? Тоже мне – недостаток! А если даже и носит! Он – мужик, и недостатки у него тоже мужские!
– А достоинства?
– Что – достоинства?
– Достоинства у него какие?
– Ой! Я вас умоляю! Вагон и маленькая тележка! Светлая голова. Чувство ответственности. Мужики с чувством ответственности – не жильцы, вымерли, как мамонты, и больше не родятся. Сила! Умеет работать – дай бог всякому! Павлуша рассказывает, по трое суток из кабинета не вылазит.
– Знаем. Наслышаны и навиданы.
Сарказм в моем голосе зашкаливал, но я не могла не признать за Галкой известной правоты. Я внимала ей со смешанным чувством гордости, ревности и обиды, сознавая, что в ситниковский «деловой» мир хода мне не было.
– И что? Чем он тебе не хорош? Стихи не читает? На луну не воет? Так у него на эту фигню времени нету! Он вкалывает! Это тебе не твой хлыст и кривляка Юрий Алексеевич!
Юрий Алексеевич был моим старинным другом и поклонником, человеком эстетичным, тонким и неприятным в общении. Мы встречались с ним бесплодных семь лет, а потом он… И вспоминать не хочется!
– Может, хлыщ?
– Какая разница? Хлыст или хлыщ! Суть-то не меняется. Конечно, простой бизнесмен Ситников ему и в подметки не годится. И рыбу, наверное, ножом ест. И зубом цыкает в общественном транспорте. Между прочим, Катюха, тебе давно пора замуж.
– Да при чем тут – пора замуж?! Ты знаешь, как он мною командует? Туда не ходи, с тем не дружи, «Охоту» продай!
Галка называла «Охоту» «явочной квартирой» и «охранкой», считала, что нужно от нее немедленно избавиться и взамен купить бутичок модной одежды. Я только фыркала в ответ.
– Ревнует – значит, любит! – припечатала Галка. – Ну, и продай к растакой-то матери! Я тебе давно говорю! На фиг она тебе нужна? Будь просто красивой бабой без дурного довеска. Маникюр сделай! Ты посмотри на себя – как ты одета? Плакать хочется! Роди ему кого-нибудь, наконец.
– Ну, и как я одета, по-твоему?
– Скулы сводит, праздника нет.
– У нас с тобой разные вкусы. И мне нравится работать, понятно? Я – рабочая лошадь!
– Нашла, чем хвастаться! – фыркнула Галка. – Лошадь она! Да за Ситникова… не знаю! Да за ним, как за каменной стеной, любая бы на твоем месте… вцепилась! Лично я, наконец, выспалась бы. До полудня каждый день, и кофе – пожалте вам, в постельку. В нашем возрасте надо спать одиннадцать часов.
– Сказал кто?
– Софи Лорен!
– Сама Софи Лорен? Тогда конечно! А кофе тебе кто в постель?
– Какой кофе?
– Ты же только что сказала: кофе в постель!
– Домработница! То есть горничная. Будет привозить в тачке на колесиках.
– Ага, а ты, не успемши глаз продрать, нечесаная, неумытая, с нечищеными зубами… бр-р-р!
– Ты, Катюха, всегда все испортишь! Скучная ты!
Разговоры протекали в одинаковом ключе с небольшими вариациями и сводились всегда к одному и тому же: «Ситников! О, Ситников! Ах, Ситников! А ты, Катюха, дурочка и не понимаешь своего счастья!» – и напоминали ритуальные пляски дикарей вокруг костра.
– Нет, – сказала я сдержанно, – Ситников не вернулся.
– Как – не вернулся? – поразилась Галка. – Вы что, опять полаялись?
– Меня твой Ситников больше не волнует.
– Ну, ты, мать, даешь! Вот так, бросила все на фиг и свалила?
– Да при чем здесь я?! Почему сразу я?!
– А кто?
– Он! Твой Ситников распрекрасный!
