Два романа. Инициалы. Султан и отшельник - страница 11

Бр кое-как подобрал грязь, какую развела Урна на полу, набросился на окно, наорал на него и заткнул совсем. А между тем она вымыла руки, переоделась в чистый плащ, и, провались все пропадом, провалилась в кресло. По писку было ясно, что на сырость прилетел комар, все стихло, тишина цапнула, и уже через секунду писк зачесался. Безобразно расчесывая волдырь, она начала:

– Видел рака-отшельника? Отвечай, видел? Так вот, – облегченно вздохнула она, – мы одного такого поймали с Сокра. На берегу он долго сопротивлялся и не хотел выходить из ракушки. Тогда я положила ракушку на солнце, его там припекло, и он высунулся. А только я хотела схватить – нырнул. Я его мучила страшно долго. Наконец, одурев от жары, он потерял осмотрительность, и я его вытащила за лапку. Какой же это был урод! Из смышленого и юркого он превратился в беременную козявку, и такую неповоротливую, что, сколько я ей ни помогала пальцем или прутиком, она не могла забраться в свою ракушку. От этой несчастной возни меня стошнило, слава богу, в кустах, куда я успела отбежать.

– Хорошо, – сказал Бр, уклоняясь от ответа, – я что-нибудь придумаю.

– Ну, иди открывай, – сказал Бр.

– А кто там? – встревожилась Урна.

– Ты же просила, чтобы я что-нибудь придумал, – неопределенно ответил он.

– А почему, собственно, я «иди открывай»?

– Ты же просила. Мне-то никто, кроме тебя, не нужен.

– Мало ли, кто там, – все еще не решалась Урна.

– Вот и посмотришь, – спокойно сказал Бр.

– Вот и посмотрю, – она встала и направилась к двери.

То, что она увидела, страшно ее рассмешило. «Ах, вот оно что, – повторяла и пятилась назад, – ну-ну». Вернулась и села в кресло, выбрав самую неудобную позу, решила вообще ничего не говорить, сидеть и все: «мне-то какое дело».

Такую реакцию Бр тоже предвидел.

– Вы тут поговорите, а я пока, – он двинулся из комнаты, – там постою.

За горизонтом небо было засижено самолетами, а по эту сторону горизонта сидели две женщины. И все, что они могли сказать – было заранее известно. А поэтому не стоило тянуть время. Урна это первая заметила, и первая сказала:

– Не будем тянуть время.

– Вам нравятся его книги, – живо откликнулась та.

– Мне называли ваше имя, – сказала Урна, – очень красивое, только я забыла.

– Тамара Таракан.

– Да-да, теперь вспомнила, – почему-то обрадовалась Урна.

– Мне в одной книге у него понравилось одно место, – сказала Тамара Таракан. – Сидят двое: мужчина и женщина, и там, значит, так: казалось, она была создана письменно, а он – устно.

– Это не интересно, – сказала Урна, – я об этом больше знаю, это обо мне.

– Понимаете, это не может быть ни о ком, ни о вас, ни обо мне, это образ, это самостоятельное явление, нет, не явление, а как же сказать, – она запуталась и смутилась.

– Это обо мне, – упрямо сказала Урна, – все его книги обо мне.

А Ночная библиотека – черновик.

Но собеседница ее не слушала, твердила свое:

– Очень странные диалоги, построены по принципу «дефиса», то есть слова, в прошлом или совсем не родственники или вода на киселе, соединяются черточкой и становятся вдруг самыми близкими.

– Не понимаю, – сказала Урна, потому что не следила.

– Ну как же, помните? – с превосходством начала Тамара Таракан, потому что она помнила, а Урна – нет. – «А в чем ты родился? – а с кем ты родилась, – это не мой вопрос, – и не мой».

– Все не то, – сказала Урна, – все не то. Вы, конечно, понимаете, как написано, но не понимаете, о чем. А речь идет о лете. И чтобы узнать, родственны слова или не родственны, нужно выделить у них корень, а лето – самое подходящее время для этого. Вот и все. Отсюда и диалоги, и остальное. Например, из всего немецкого словарного запаса для обращения к любимому я бы выбрала: Der Einzige und seine Eigentum, а смысл этой фразы мне не важен, потому что, подклеивая Штирнера, Сокра глухо и совершенно равнодушно прочитал название, и, может, мне только показалось, но, может, и нет, но я ответила: «И я тебя тоже люблю», и он не удивился, а значит, не показалось.