* * *
Вечером на звонок Степана Татьяна долго не отвечала. Весь оставшийся день после обеда она думала о том, что скажет ему, как поведёт себя, решила, что не подаст виду, что знает о его свидании с Ларисой, будет ждать, что он сам как-то это объяснит, но звонок Степана всё спланированное ею разбил вдребезги, мысли запутались, появился какой-то неведомый ей ранее страх, желание сказать ему что-то нехорошее, потому она долго не соединялась. Наконец, решилась, нажала на кнопку соединения. Радостный, бодрый, уверенный голос Степана немного привёл её в равновесие. Он задал вопрос, надо было уже отвечать, но она вопрос прослушала, а потому схитрила:
– Прости, тебя плохо слышно. Перезвони, пожалуйста.
Степан тут же перезвонил. Татьяна соединилась, но опять с небольшим промедлением, и услышала:
– Тань, я у тебя под окнами. Зайду? Напоишь чаем?
– Заходи, – обрадовалась Татьяна. Тема разговора, предполагаемого Татьяной, была для неё так значима, что говорить об этом по телефону ей казалось совершенно недопустимым. У Степана было достаточно времени объясниться с ней по вопросу «мы выбираем, нас выбирают», он же доселе молчал, значит, считала Татьяна, надо как-то подвести его к этой теме, а вот как подвести, она так для себя и не решила.
Войдя в прихожую с красивой зелёной коробкой с выпечкой внутри, Степан передал её Татьяне, а сам тут же потянулся к ней с поцелуем. Татьяна, что-то надламывая в себе, отстранилась, повернулась к нему спиной и пошла в кухню, приглашая его за собой коротким словом «зароходи». Степан не заставил себя ждать. Быстро переобувшись в шлёпанцы, которые оставил у неё сегодня утром, прошёл за нею, подошёл сзади, обнял и уронил ей на шею поцелуй. Татьяна сделала попытку отстраниться. Не получилось. Степан крепко обнимал её за плечи и ронял на её шею свои сказочные поцелуи. Внутренний протест и внутреннее же «да» боролись в Татьяне между собой; победило «да», поддерживаемое невероятной истомой, рождаемой поцелуями Степана, силой его рук, запахом его тела, его дыханием. Перестав вырываться, она позволила Степану повернуть себя к нему лицом и поцеловать в губы. «Боже, – успела подумать Татьяна, возносясь в нереальность, – и я, дура, хотела лишить себя этого? Да бог с ней, с Лариской. Мало ли их у него было. Теперь он выбрал меня, он – мой». В нереальности кружили оба. Степан, перецеловавший доселе немало женщин, и не предполагал, что поцелуй способен так отрывать от реальности, кружить в блаженстве. В поцелуе оба – и Татьяна, и Степан – потеряли своё «я», слились и стали одним целым – лёгким, насыщенным, позитивным. Долгий пронзительный свист чайника прервал их поцелуй. Татьяна стала разливать в чашки чай, Степан, помыв руки, стал распаковывать принесённую им коробку. Жёсткая высокая цилиндрическая светло-зелёная коробка с золочёной каймой была красиво перевязана атласной тёмно-зелёной ленточкой. Степан неумело развязал бант, освободил коробку от ленты и навешанных на неё этикеток, вынул из коробки прозрачный пакет, красиво перевязанный другой, более узкой зелёной ленточкой, отвязал и её, достал из пакета кулич и, не донеся его до выставленной Татьяной широкой мелкой тарелки, со словами «о, какой тут лес!» брезгливо сунул кулич назад в пакет.
– Что там? – заинтересовалась Татьяна.
– Вековая плесень, – ответил Степан, указывая на необычную белую лохматую плесень, покрывающую верх кулича, под которой просматривались шоколадные и карамельные палочки.
