Ковалеву не нравилось, что Шилов не назвал ни одной фамилии, и вряд ли назовет, потому что действительно не знает о чьем-либо конкретном участии в оружейном деле. Однако сведения о Зареченске, если они правдивы, могут кое-что дать. Если повезет, конечно, со свидетелями. Времени и впрямь прошло немало, теперь вся надежда только на неординарность ситуации, все-таки буксируемый от Зареченска до Рязани джип мог кому-то броситься в глаза, кто-то, может, обратил внимание на владельцев, а то и на номера. Хотя бы на одну-две цифры.
– Когда это было?
– Три месяца назад, в июле. Во второй половине, после двадцатого. Точно не помню.
– Ездили днем?
Шилов наморщил лоб, припоминая или соображая.
– Скорее всего, днем, потому что мы вечером в парилке про эту историю услышали. Во, майор, точно! Днем! А паримся мы всегда по пятницам, значит, дело было в первую пятницу после двадцатого. Глянь в календарь – и узнаешь точное число!
Шилов не скрывал радости, наконец-то он сказал что-то конкретное, что может вызвать доверие у майора. И на этой ноте припомнил:
– Покойный Кудрин, помнится, говорил тогда, что «стволов» нам теперь до самых ноябрьских праздников хватит. Прикидываешь, майор?
Шилов намекал, что до ноябрьских праздников осталось меньше двух недель, и очередная «стыковка», как он выразился, может произойти в эти дни. Сообразительный малый и, что важно, рассуждает логично. Не зря, значит, побывал на подоконнике, очень даже не зря. Вот что значит хорошо проветриться, бог даст, еще что-нибудь интересное припомнит.
– Где брали патроны?
Вопрос о патронах вписывался в разговор, однако Шилову этот неожиданный переход почему-то показался слишком резким. Он даже вздрогнул.
– Патроны?.. Здесь, в Рязани.
– Рязань большая, Шилов.
Легкая усмешка на тонких губах подсудимого заставила Ковалева замереть с недобрым предчувствием, он боялся услышать о причастности кого-то из УВД к снабжению бандитов боеприпасами. И облегченно перевел дух, когда Шилов сказал:
– Боеприпасы вэдэвэшники поставляют. Сидит там у наших на крючке один прапор. Не знаю, чем он заведует, но из крутых, «маслята» целыми коробками привозил.
Спрашивать более подробно о крутом прапорщике из дивизии ВДВ было бесполезно, маловероятно, чтоб в хановской группировке информация о столь ценном поставщике получила широкую огласку. Канувший ныне в неизвестность Хан конспирации уделял большое внимание, иначе созданная им группировка не просуществовала бы столь долгое время. С ней до сих пор не покончено. Свыше ста бандитов арестовано, а Рязань по-прежнему лихорадит. И оружие в город завозится не для стрельбы по воробьям.
И все же Ковалев не сдержался.
– И кто он, этот прапор? Имя, приметы, где живет? Только не юли, Шилов, в твоих откровениях пока нет ничего интересного. Сам посуди, ни одной фамилии ведь не назвал, ни одного номера машины. Какой суд сможет такой лепет принять за чистосердечные признания? Суду нужны доказательства твоего раскаяния, а их как раз и нет. С памятью нелады?
Шилов насупился. Не по душе, видать, пришелся жесткий тон детектива, хотя демонстрировать болезненное самолюбие было уже ни к чему. Если уж сказал «а», говори и «б». Однако с крайне низкой оценкой своих слов подсудимый не согласился.
– А Зареченск что, не доказательство? И прапор из ВДВ тоже пустой базар? – вскинулся он. – Да тебе за одну только партию автоматов полковника дадут, когда накроешь. А если еще ящик «маслят» перехватишь, то и вовсе национальным героем станешь. Перед тобой вся ментура шапки ломать будет. Сдались тебе эти фамилии. Вот ментовские замашки, на любом допросе сразу давай вам адреса, фамилии, явки. Как в кино про партизан. Вяжи братков с поличным, вот и будут фамилии. Не успеешь записывать.
