Двадцать лет одного лета. Дело № 48 - страница 2
– Я хочу стать адвокатом, – неуверенно проговорил тогда он. – Наверное…
– Что ты там лопочешь, не слышу.
Отец всегда разговаривал с ним сурово.
– Я хочу стать адвокатом, – более уверенно, сжав руки в кулаки, проговорил он.
– Вот и отлично. Чтобы стать адвокатом, нужно знать, как работает эта система изнутри. С самых низов, так сказать. Поработаешь, посмотришь, что к чему, ну а дальше сам… Это последнее, что я могу сделать для тебя в этой жизни.
И отец сделал так, что он, не имея должных физических навыков, смог поступить в одно из самых престижных в то время учебных заведений для мальчишек – Высшую школу милиции. А престижная она считалась в те времена хотя бы потому, что здесь с первого курса, учащимся платили не стипендию, как в обычных ВУЗах, а полноценную зарплату. Таким образом, уже учась в высшем учебном заведении, он получал свои первые деньги. Не большие, но всё же гораздо больше, чем стипендия студентов в любом другом образовательном учреждении.
Тогда он понятия не имел, насколько его отец был прав. Да, он был суров с ним, порою даже излишне, но его отец воспитывал двух пацанов погодок – его и младшего брата, и ошибаться он не имел права. Как жаль, что он это понял лишь спустя многие годы и не успел как следует отблагодарить отца ещё при его жизни. В любом случае, он был безмерно благодарен ему за то, что он дал основу, заложил фундамент, благодаря которому он и стал тем, кем есть сейчас. И он ни капельки не жалел, что пошёл по указанному отцом пути.
Говорят, студенческие годы самые лучшие и весёлые. Он был с этим в корне не согласен. Для него студенческие годы в школе милиции, были самые неприятные, самые кошмарные. Все четыре года, его, ещё мальчишку, со спрятанным под милицейской рубашкой «пацификом» на шее, ломали практически в прямом смысле этого слова. Здесь он впервые узнал, что приказы не обсуждаются, а выполняются чётко и беспрекословно. За неповиновение здесь можно получить наряд на работы или того хуже – по морде. Тут он впервые встретил абсолютно не таких как он людей и чуждых ему по своему мировоззрению: склонных к насилию, к власти, к самоутверждению за счёт других и просто мерзавцев. Он ненавидел это место всеми фибрами своей души. Ему претило всё, что так или иначе было связано с насилием, с оружием, с формой одежды. До этого он был свободным, а стал частью системы.
В первые же дни ему пришлось состричь длинные светлые волосы, убрать подальше в кладовую свою гитару, снять любимые ботинки «Доктор Мартинс» и обуть жесткие и неудобные берцы. Рваные джинсы и свитера в стиле Курта Кобейна пришлось заменить на мрачную, мышиного цвета патрульно-постовую форму, а на голову надеть ужасно неудобную кепку, вечно натирающую ему лоб. Так начало происходить его погружение во взрослую, полную опасностей и ответственных решений жизнь. Нельзя сказать, что это было легко, но и не посильным трудом это назвать тоже было сложно. Конечно же случались моменты, когда ему было просто не выносимо. Хотелось всё бросить и забыть, как страшный сон. И одной из таких серьёзных проблем стали для него занятия по физической подготовке и рукопашному бою. С рождения имея слабую физическую подготовку и проблемы со здоровьем, от любой серьёзной физической нагрузки у него на лице выступал холодный пот и каким-то чудом ему удавалось избежать прилюдных падений в обмороки. Регулярные уроки по рукопашному бою вызывали у него долго не проходящие приступы тахикардии, не говоря уже о повреждённых и отбитых частях тела во время бросков и ударов об маты. Это всё было абсолютно не его.