Поруба подошёл к столу и взял какой-то лист бумаги, с приколотой к нему копией паспорта.
– Вот. Аношин Алексей.
Он протянул Карецкому рапорт.
– Спасибо, скоро заберу. Как он? Пришёл в себя?
– Спит ещё, минуту назад проверял. Постарайся до полдесятого забрать, а то у меня сдача дежурства, Толик опять орать будет.
Толиком называли начальника отдела – Внукова Анатолия Дмитриевича. Славился он тем, что постоянно подчёркивал свою значимость и превосходство над другими исключительным по громкости криком, при этом никогда не опускался до использования ненормативной лексики. Говорил он, а точнее кричал, чётко, чеканя каждое слово, и выйти из его кабинета после совещания, не поняв сути его криков, было просто невозможно. Процедура эта, однако, не приятная, поэтому никто не хотел просто так расстраивать Толика. В общем Анатолий Дмитриевич был строгий руководитель, но справедливый. Карецкий поспешил успокоить Порубу:
– Заберу, не переживай, – и похлопал его по плечу.
– Кстати зайди к Михалычу. Он просил это сделать, как появишься.
– Он уже здесь? – удивился Карецкий. – Ладно, иду.
Поднявшись на второй этаж, он увидел в конце коридора свет, который исходил из открытой двери кабинета его начальника.
– Рано ты чего-то сегодня, – протягивая руку, Карецкий направился к Михалычу, который сидел за своим столом с кружкой горячего кофе в одной руке и дымящейся сигаретой в другой.
– Здорово, бизон.
Михалыч поставил кружку на стол и пожал руку Карецкому.
– Ну рассказывай, что за кашу ты здесь заварил?
Выходит, утекла информация. Карецкий ни минуты не сомневался, от кого произошла утечка, вопросом было только кому. Он не думал, что Прусов позвонил лично Михалычу и обо всём рассказал. Наверняка он изложил свою версию начальнику криминальной милиции – своему непосредственному руководителю, а тот в свою очередь Михалычу. Как и он, Михалыч понимал, что большой объём информации, прошедший через двух и более людей, уже сам по себе не может быть достоверным. Поэтому он усадил Карецкого за стол для совещаний, и тот ему всё рассказал в мельчайших подробностях.
– Принеси мне дело, я посмотрю, – вынес свой промежуточный вердикт Михалыч. – И кружку захвати, кофе попьём, сейчас кое-что расскажу.
Карецкий быстро сбегал в свой кабинет, взял дело Белинской и свою кружку. Вернувшись обратно, он положил дело перед Михалычем, а сам принялся заваривать себе кофе.
– Короче, братан, – начал Михалыч и машинально поправил сползшие с переносицы очки своим излюбленным жестом. – Зря тебя вчера не было в «Рандеву», там тебя кое-кто спрашивал.
– Кто? – искренне удивился Карецкий.
– Знаешь такую Кристину Шумакову?
– Первый раз слышу эту фамилию. Кто это?
Михалыч хитро посмотрел на него, улыбаясь.
– Не трынди! Ты хочешь сказать, что не знаешь прокурорскую секретаршу?
Теперь до Карецкого дошло, о ком шла речь. Её имя естественно ему было знакомо, однако её фамилия была ему не известна.
– Кристинку-то? Кристинку знаю, – ответил Карецкий. – Я фамилии её не знал до этого момента. Ну, и…, – он подался вперёд в ожидании продолжения.
– Так вот, пришла она вчера в «Рандеву», никогда её там не видел до этого, а тут заходит вся такая…
Михалыч мечтательно посмотрел куда-то в сторону, затем продолжил:
– … В такой узкой красной юбке, в чёрной полупрозрачной блузке. У всех мужиков челюсти отвисли, а она ко мне идёт. Подошла значит и спрашивает, мол, где ты. Ну я сказал как есть, что ты на дежурстве и завтра придёшь. То бишь сегодня. Поэтому отмазки не принимаются, сегодня ты идёшь со мной, я ведь не даю невыполнимых обещаний, тем более прокурорским.
