Но в тот момент, когда Мария впервые прошла по пустым комнатам Холирудского дворца, скорее всего, она испытывала колоссальное волнение. Она впервые ощутила себя королевой. К этому ее готовили с самого рождения. Она со смешанным чувством печали смотрела на пустующие со дня смерти ее матери комнаты. Год назад старую мебель убрали, а вещи Марии еще не прибыли. В детстве Мария ни разу сюда не приезжала, и Холирудский дворец был для нее совсем незнаком. Теперь же она видела, что ее отец и в архитектуре придерживался французского стиля. Башня Якова V, в которой жила Мария, была скопирована с башни Франциска I замка Шамбор, где она не раз останавливалась. Новый западный фасад дворца с большими окнами и каменной резьбой, выстроенный в честь Мадлен, дочери Франциска I и первой жены Якова V, был очень похож на знаменитую террасу в Шамборе. Когда Мадлен умерла, и Яков женился во второй раз, мать королевы Марии приказала разбить обширные сады по образу тех, которые она хорошо знала по многочисленным визитам в Сен-Жермен, Фонтенбло, Амбуаз и Блуа.
Мария оказалась в более привычном окружении, чем могла ожидать, и, вероятно, не заметила особых перемен в пище и распорядке дня, потому что основную часть домашнего персонала королева привезла с собой из Франции: от камердинеров, швейцаров, поваров, буфетчиков, портного до священников, врачей и аптекаря. Она сохранила французскую прислугу на протяжении всего своего правления, оплачивая труды из дохода, который она получала как вдовствующая королева Франции, и ее штат вырос до ста семидесяти человек.
Другим оказался климат. Шотландия сильно отличалась от Парижа и от долины Луары. Летний зной не был столь безжалостным, как в Парижском бассейне или в Турене, а вот зима оказалась гораздо более суровой, чем в Пикардии или Нормандии. Весна приходила на шесть недель позже, а осень – примерно на месяц раньше.
Свита Марии сразу заметила бедность шотландцев. Бурдейль, отличавшийся склонностью к преувеличениям, предсказывал, что Марии будет легко произвести впечатление на бедняков: один только вид нищеты, вспоминал он, вызывал слезы жалости на ее глазах. А Сесилу, собиравшему все известия о прибытии королевы, донесли, что «бедность ее подданных значительно усилилась, каковы бы ни были ее намерения».
Но проблемы на этом не заканчивались. Во Франции нищих было намного больше, чем в Шотландии, но разница заключалась не столько в скромном, на грани нищеты, существовании фермеров-арендаторов Шотландской низменности и батраков в горных районах, сколько в отсутствии заметной прослойки городской буржуазии за пределами Эдинбурга. Города и поселки были такими маленькими, что почти не влияли на жизнь страны. И это бросалось в глаза. Такой резкий контраст между хибарами деревенских жителей и замками и роскошными домами знати и землевладельцев лишний раз подтверждал пропасть между богатыми и бедными. Возвращению Марии повсеместно предшествовали слухи о ее огромных коллекциях платьев, бриллиантов и жемчугов, об украшенных драгоценными камнями вышивках, о золотой и серебряной посуде, о мебели и гобеленах. Именно в этом скрывалось очарование королевы Шотландии – в способности соперничать с роскошью королевских дворов Европы. И именно сама возможность соперничества внушала благоговение перед нею ее менее обеспеченных подданных, а не ее богатство как таковое.
