А тут и знакомый жук-скарабей подоспел. Из самого́ Египта добирался, чтобы помочь. Не иначе, боги его оттуда направили. Подбежал, значит, лапками перебирает, а козочка от нетерпения даже подскакивать начала. Раскопали они ямку, а там, вы не поверите, бобы и фасолины. Крупные, красивые и много-много. Как только на свет белый появились, так все и расцвело. Трава такая густая-прегустая выросла. Козочка с жуком весь урожай подальше оттянули, а скарабей его еще и землей присыпал. Тут и поднялось дерево денежное. Но не простое, волшебное. Только козочке и жуку является, а остальные его о не видят даже.
Но козочке с жуком сразу скучно стало. Что им там делать? Травку щипать? Земляные шарики из угла в угол перекатывать? Вот и стали они посматривать на небеса. А оттуда на них смотрят с ехидцей и ждут, выдержат они такое существование или нет. И скажу вам совершенно откровенно, ждать им долго не пришлось. Жук отправился дальше мир познавать, а козочка запрыгала с камешка на камешек, и прискакала к мудрецу.
Там ее приласкали, и стало ей хорошо-хорошо, спокойно-спокойно. И решила попрыгунья побыть денек-другой среди милых ее сердцу людей, прежде чем отправиться на поиски приключений. А как вы думали? Разве подружки богини разрешат ей надолго оставаться на одном месте? Нет уж. Эти затейницы непременно захотят посмотреть, на что еще способна их подопечная.
Аплодисменты и одобряющие смешки были ответом на последние вопросы. Начинало темнеть. Слуга принес светильники, и два веселых огонька осветили небольшое пятно, скрыв в сгущающихся сумерках оживленные лица таких разных людей.
– Рабити, – Устад притворно серьезно обратился к кормилице, – завтра утром напомни мне, что нужно срочно вызвать рабочих, и возвести вокруг нашего дома высокую стену, чтобы никакая козочка не смогла перепрыгнуть ее и покинуть нас. Я за всю свою жизнь не испытывал того удовольствия, которое почувствовал, проведя несколько дней рядом с тем чудом, что подарила мне случайная встреча на дороге.
– А может это было пожелание твоего осла, когда ему прискучило плестись по пыльной дороге, таща за собой скрипучую тележку? – тут же откликнулась Лия-Тарбит.
– Скорее мы избраны богами для помощи их земной подруге. Нет, не так. Я знаю… Я звала их… – в голосе Рабити слышались слезы. – Я долго просила их милости, молила избавить меня от ночных кошмаров, что мучили меня каждую ночь. От вида оскаленных лошадей, несущихся на крошек, которых я пыталась закрыть от страшного грохота их копыт, от яростного ветра, поднимаемого их дыханием. Эта картина преследовала меня. Я умоляла богов забрать истерзанную душу, но они прислали мне, не тебе, Устад, а мне, несчастной женщине, избавление.
Лия отбросила компресс со своих глаз, мужчины вскочили со своих мест и затаили дыхание. Устад потянулся за кувшином с водой, а Чензира застыл в растерянности. В сгустившихся сумерках, едва различая сквозь слабую пелену, сидевшую рядом Рабити, ее изуродованное громадными копытами съежившееся тело, Лия осторожно нащупала и охватила ладонями виски плачущей женщины. Два чела соприкоснулись, и мощный поток неведомой энергии хлынул в сознание Рабити.
«Ты сохранила память обо мне? – и невозможно было понять: то ли громкий зов, то ли шепоток ветра с дальних гор произнес эти слова. – Обратись к сердцу. Оно подскажет, напомнит, что я обещала тебе. Закрой глаза. Помнишь цветущую равнину, где мы были вместе. Присмотрись. Там, вдали, у самых гор удаляющаяся колесница. Видишь? Я обещала тебе, что она не вернется. Так есть, и будет всегда. Ветер с гор, напоенный ароматом трав и цветов, стремится к тебе. Вдохни его полной грудью. Снова и снова».
