– Ты – идиотка… О-о, ужас! Я не могу!!! – тихо застонала Наташка за спиной.
Не успела я выпрямиться, как прямо перед моим носом материализовался наконечник копья из каменного века. Ловкий, как обезьяна, дикарь, совершенно неслышно соскочил с древесного сука и встал передо мной, преграждая путь.
«Хоу-хы- ррыша!» – хрипастым басом крикнул он сородичам.
Из рассеченных листьев папоротника показалось сразу две головы. Из-за высохшего древесного ствола вышел третий. А четвертый спрыгнул из того самого дупла, в который я хотела сунуть палку. Это были те самые «тарзаны», от которых мы убежали. Я их узнала по набедренным повязкам. Уж больно прикольный был принт на тех обтрепанных тканях: летящие крыши буддийских храмов с остатками былой позолоты.
На этот раз туземцы оказались расторопнее. Двое из них, опасливо приблизившись, выдрали у нас из рук сумки и пистолеты, которыми мы так и не решились воспользоваться. И, передав все это собратьям, стали связывать нам руки за спиной. Остальные с живым интересом оглядывали нас черными, как маслины, глазами. Лица их были по-боевому раскрашены синей и желтой глиной. Шапки спутанных черных волос обрамляли смуглые лица. Но в чертах у них не было никакой свирепости или жестокости… скорее наивное детское любопытство.
– Ну ты и подстава! – в бессильной ярости прошипела Таша. – А я ведь тебя предупреждала…
И вдруг в небе с оглушительным звуком и многократно усиленным свистом взорвался дымный фейерверк, очень похожий на чье-то лицо или зловещий череп…
– Хуракаааааан!!! – задрожав, запричитали аборигены, падая на колени.
– Зуррух! Хамун зуррух! – гневно и раскатисто прозвучал приказ, вероятно, на языке этих островитян.
Дикари спешно бросились отвязывать нам руки. Аккуратно сложив изъятые вещи у наших ног, они поклонились, бормоча что-то, похожее на извинения, и бесшумно скрылись в зарослях.
– Все чудесатей и чудесатей, – произнесла Ташка. – Я уж думала, миру уже нечем нас удивлять.
– Привет, девчонки! Крысу не теряли? – услышали мы за спиной.
Обернувшись, мы несколько мгновений обескуражено пялились на крепко сложенного загорелого мужчину в бермудах, жутковато заросшего рыжей бородой и длинными до плеч волосами. За шкирку он держал нашу тихо попискивающую питомицу. Эбони тут же перепорхнула ко мне плечо. А глаза этого Лешего в крайнем изумлении полезли на лоб.
– Наташки?… Ната…и Таша?… Неужто и вправду это вы?… Поразительно! Мало того, что живы… Вы… такие же юные, как и сто лет назад. Даже похорошели как-то неуловимо. Я припоминаю, Ната, ты раньше сутулилась…А теперь какая статная! Не женщина – богиня. И ты, Таша, – хороша необычайно. Экзотика просто!
Пока он все это говорил, мы пытались не уронить на пол челюсти. Нет, это была не пара мгновений, мне потребовалось гораздо больше времени, чтобы поверить в то, что я вижу.
– …Антон? – неуверенно произнесла я.
– Он самый. Обнимашки?
– О, боже, – взвизгнула я и вслед за Ташей кинулась к нему на шею.
Признаться честно, я немного захмелела, неожиданно за столько лет оказавшись в мужских объятиях. – … Хуракан – это бог бури. Уж не знаю, кто им внушил его бояться. Но это имя я услышал именно от них. И попробовал им воспользоваться. Действует безотказно, как видите, – рассказывал нам Антон, пока мы шли к его вилле.
– А Эбони где нашел? – спросила Ташка.
– Да она сама меня нашла. Э-ээ… – Антон издал добродушный смешок. – Точнее, не меня, а мою вазу с очищенной папаей. Я приготовил ее для себя. А она села рядом и стянула со стола ломтик фрукта. Держит его крошечными лапками – трогательно так – и уминает кусок за куском.
