– Нет… – Он что, совсем придурок? Ну и вопрос!
– Значит, твоя сессия уже закончилась, и у тебя каникулы?
– В конце июня? Да.
– Прекрасно. А почему ты не интересуешься, зачем я здесь?
– Это так важно?
– А ты как думаешь?
– Неужели твоя мексиканская шлюха выставила тебя за дверь?
Резко, с шумом, он поставил бокалы с шампанским на стол, даже не предложив мне, и я поняла, что перегнула палку. Наверное, я была неправа. Но что же сделать? Эти слова вырвались из меня против моей воли! Я вообще не хотела их говорить!
Неправда, хотела. Мне хотелось расшевелить его заторможенность, вырвать из этого аморфного состояние абсолютной плоскости, в которой, пребывая в своём мире, он относился ко мне невыразительно и ровно, как к плоской доске, наливая шампанское с непробиваемым равнодушным лицом и интересуясь моими делами только после секса. Мне хотелось сказать ему что-то грубое, причинить ту же самую боль, что когда-то он причинил мне. И мысль о том, что я совершенно не властна над его эмоциями и над его болью, доводила меня буквально до исступления.
Я была рада, что он сбросил непроницаемую броню, и отреагировал, как живой человек, так, как и должен был отреагировать. Мои слова стали для него неудобством, и в раздражении он швырнул бокалы с шампанским, едва не разбив. Если бы разбил, было б лучше. Я испытала бы более глубокое удовлетворение, чем в сексе.
– Так, мне всё понятно. – Рубинов повернулся ко мне, забыв обо всем: – Давай оставим, пропустим сцену ревности. Да, Хуана была. И нечего называть её мексиканской шлюхой. Она звезда Голливуда, а ты никто. Таких, как ты, по пятьсот штук на каждом углу, так что не тебе изгаляться, выдумывая всякие гадости о Хуане. Да, у нас был роман. Да, долгий роман и бурный секс. Но почему-то я бросил её и приехал сюда, к тебе. Я почему-то ждал, что ты спросишь, зачем я приехал.
– А зачем ты приехал? – Его отповедь в ответ на мои слова не разочаровала меня, наоборот. Я видела, что сумела его задеть, и это мне даже понравилось. Ведь оскорбить кого-то – значит, выдать свою боль, проявить слабость. И в том, что он меня оскорблял, он становился уязвимым сам. Как правило, равнодушные люди не вспыхивают в ответ. И оскорбления, услышанные в ответ на обидную реплику, не всегда признак ненависти. Бывает и несколько иначе.
– Я приехал потому, что в корне изменил все свои планы.
– Какие именно планы?
– Жениться на Хуане – в том числе.
– И что дальше?
– Два месяца назад я купил виллу в Крыму. Это довольно удобный двухэтажный дом с выходом к морю, в месте, где есть и горы, и лес. Вилла, конечно, громко сказано, просто это очень хороший, удобный дом, и я купил её для нас с тобой. Я хочу закончить возле моря свою картину.
– Что ты только что сказал?
– Я сказал, что купил этот дом потому, что думал о тебе. Постоянно думал о тебе, и ничего не смог с собой сделать. Смотрел на Хуану, обнимал её, занимался с ней любовью – а думал о тебе. Глупо, правда?
– Я не знаю. Я ещё не слышала в жизни ничего подобного.
– Догадываюсь, что не слышала. И не думаю, что тебе приятно это слышать. Но я всё равно буду говорить так, как хочу. И если тебе что-то не понравится, мне плевать, это твои проблемы. Так вот: главным образом я думал о тебе, потом о картине. Я хотел закончить свою картину. Я знаю, чувствую: это будет самая лучшая картина, из всех. На самом деле я ещё не был внутри этого дома. Я видел только фотографии, мне прислали их по Интернету. Я подписал бумаги и расплатился заочно. Теперь мне очень хочется поехать туда, посмотреть.
