Лето. Тепло. Девушки в чем были в комнате, в том и пошли. Оля в ситцевом синем халатике в цветочек. Света – в спортивном трико. Девушки обе невысокие. С длинными волосами. У Оли светлые пшеничные волосы, с двух сторон закреплены заколками. У Светы черные и длинные – заплетены в густую косу. Молодые, красивые – и с тремя пакетами мусора в руках. Выскочили в фойе, спустились к двери. Руки заняты, поставили пакты, чтобы открыть дверь.
И тут дверь с шумом распахнулась. И на встречу девчонкам из дверей вывались два здоровенных, намного старше их парня.
–О, девчонки! – Один из них загреб в объятия своими здоровенными руками Светлану.
От него пахнула спиртным. Он был весел и нагл. Свету, семнадцатилетнюю, закончившую первый курс института, никто еще не лапал так. В группе к ней относились уважительно. Реакция у нее была моментальная. Она развернулась и задала ухмыляющемуся парню пощёчину. Тот не ожидал. Видимо, его женское окружение было другим. И этот широколицый парень ударил Свету в ответ в скулу кулаком. Света вырвалась в дверь. Села на крыльцо и заплакала. Никого рядом нет. Кому пожаловаться?
–Зачем он её ударил? –обратилась с возмущением Оля ко второму парню.
Он ей показался знакомым. Это был высоченный вечный студент. Его выгнали с третьего курса. И всю зиму он жил в общежитии, стращая и пугая вечерами студентом пьяными выкриками и врыванием в двери.
–Пошла ты, – парень схватил её за халат.
Оля, бросив мусор, вырвалась, проскочила между ними и следом выскочила за Светой.
–Пошла ты на …. С такими криками она вылетела из дверей за Светой.
Девушки долго сидели на крыльце. Никого нет. Никто не заходит и не выходит. Они долго боялись вернуться за пакетами с мусором. Сидят плачут. Ещё и замужем не были – а огребли. Света, держась за красную, ноющую скулу, через слёзы спросила подружку:
–Ты то чего ревёшь? Тебя же не ударили.
–Ага, он меня на … послал.
И тоже продолжала всхлипывать.
Скула у Светы болела долго. Кулак-то огроменный был у того, подвыпившего бугая. Одногруппников, уже никого не было, все разъехались, хоть бы своим пожаловались. Девушки выкинули мусор. Поднялись на свой этаж в комнату. Больше прибираться желания не было. После обеда Оля уехала к себе на каникулы. А вечерним поездом и Света. Родителям Света ничего не сказала. А за лето – и забылось.
А думалось, все парни – благородные. Так воспитана была Света, пощёчина – сама собой вырвалась. Парни были не джентльмены. Далеко – нет. Вот такое было крещение – встреча с грубым пьяным мужским полом. Нужно было знать, что с ними связываться не следует. Кто бы подсказал. Хорошо, что хоть так всё закончилось.
До чего же, вы, беззащитные – хрупкие, добрые, наивные, доверчивые и домашние девочки, уехавшие от мамы с папой в грубый город взрослости.
Девчонки потом, приехав на практику, рассказывали своим девчонкам из комнаты, про этот случай.
–Да вообще проходу нет от этих заинтересованных, только и лапают, – откликается Галя. – Я, когда домой ехала с учёбы, ещё похлеще было. Ехать далеко двадцать часов, села в купе, подсел взрослый мужчина, лет на десять старше. Проводница проверила билеты и ушла. Остановок долго не было. А этот давай приставать. Всю ночь покоя не давал. Только и отбивалась. Хорошо, хоть эти дни были, я так и сказала ему. А он улёгся на меня в одежде, чуть не задавил. Потом соскочил, взял одежду из багажа и переодеваться пошёл. До меня только сейчас дошло, зачем. Наверно пошоркался об меня и кайф словил. И отстал тогда. И так такое дело у меня, живот болит, с прокладками шуршу хожу, и он ещё всю издавил. Так до утра и ехала в джинсах и свитере, боялась в трико переодеться. Одни озабоченные попадаются. Одной вообще страшно ездить. В следующий раз в купе не возьму, в плацкарте поеду. И ведь стучала, чтоб проводница вышла, так та сама куда-то в другой вагон смоталась.
