Он все делает уверенно, сдавливая пальцами талию, впиваясь в кожу, прожигая ее до костей. А у меня перехватывает дыхание от спазмов, сжимающих от удовольствия изнутри каждую мышцу.
— Иди сюда, смотри на меня, смотри в глаза.
Это Шахов, он тянет на себя, отрывая от точки опоры, фиксируя рукой на груди, поворачивая голову. Я смотрела, смотрела и падала в пропасть его черной бездны, теряя мир вокруг, содрогаясь от нахлынувшего оргазма.
— Вот же сука, сжимаешь мой член до боли.
Не слышала собственного голоса, растворялась в ощущениях, позволяла делать все, что он хотел. Что хотели они. Сняли с члена, легко подхватили на руки, этот мужчина, рождающий во мне противоречивые ощущения, словно высечен из камня. Жилистый, крепкий, с татуировками по телу, с уверенным шагом и железным захватом пальцев.
— А сейчас иди ко мне, крошка-мышка, нас так грубо прервали.
Марк трогает лицо, волосы, шею, а руки Шахова царапают ногтями спину, сжимают ягодицы.
— Надо вновь опробовать ее попку, сука, и почему я помню, как трахал ее шесть лет назад?
— Так она особенная не-шлюха-из-Пскова, я и сам запомнил. Странно, раньше вроде не был таким сентиментальным.
— Хорош пиздеть.
— Прости моего друга, мышка. — Марк сдавливает пальцами щеки, я заметила, у них это общая дурацкая привычка.
Снова накатывает жар от откровенных прикосновений, Клим ласкает промежность, размазывая влагу по половым губам и анусу, давит на него. У меня не было даже мысли остановить его, остановить их двоих, все происходило так… Черт, я не могу дать определение как.
Уже лежу на груди Марка, ноги широко раздвинуты, грудь кусают, проникновения пальцев глубже.
— Где гондон? Сука, почему никогда их найти нельзя?
Шахов матерится, небольшая заминка, а меня потряхивает от неизбежности происходящего и удовольствия, что еще не отпускает после оргазма.
— Смотри на меня, да, смотри в глаза, не дергайся.
Марк говорит громким шепотом, замечаю, как по его виску стекает пот. Чувствую первый толчок, кусаю губы, часто дышу, зажимаюсь инстинктивно. Я помню, как это было в тот, первый раз, как было так же больно, но потом прошло.
— Сучка, вот же сучка, до чего узкая задница. Если ты скажешь, что тебя кто-то, кроме нас, трахал в нее, я и за это тоже закопаю тебя в лесочке.
Никто не трахал. Да меня вообще так трахали только они.
Кричу от боли, не дают сдвинуться с места, Аверин целует, кусает мои губы, другой рукой натирая клитор, отвлекая от проникновения. Слишком медленно, а потом резкий толчок, вспышка боли, но по телу идет дрожь и тепло.
— Да, вот так, не двигайся, а то кончу сейчас.
— Расслабься, впусти меня, да, так, еще, Оля, смотри на меня.
Мое падение в самую адскую бездну порока продолжается, но я уже лечу, раскинув руки, отдавая себя всю, получая то, что не испытывала никогда.
Они входили в меня вдвоем, то одновременно, то по очереди, замедляя темп и ускоряясь. Трогали, щипали, натирали, что-то говорили и шептали. Не помню, через какое время я снова кончила, но нервы натянулись в тонкую струну, а потом лопнули. Я сокращалась на их членах, сжимала внутренними мышцами, кричала.
— Блядь, не могу больше, кончаю.
Члены набухли еще больше, комнату наполнили хрипы, стоны, а еще запах. Запах секса. Откровенный, острый, терпкий.
— Мам, я оделся. Мам? Мы идем?
Возвращаюсь в реальность, но мне кажется, я все еще чувствую этот запах, я пропитана им, хоть и долго отмывала себя в душе.
