– Где тут был “Маленький Берлин”? – спрашивает он, когда мой внедорожник проезжает красное здание железнодорожного вокзала.
Ну и дела! Неужели он знает про великую пьянку в самом начале битвы под Торнио, про которую не слышали даже некоторые учителя истории? Но я не некоторый, я-то знаю, причем не из книг и не из сети, а от непосредственного свидетеля. И мы едем туда, где некогда были склады Вермахта. В тот последний год последней войны, здесь мало что сохранилось: немногие склады, выдержавшие обстрел, сгорели дотла. Сейчас здесь все иначе, но подходы к товарной станции по-прежнему заполняют склады, уже не деревянные, а сборные, из бетона, стекла и пластика. Интересно, что он сейчас ощущает? Эйтан молчит и, похоже, даже не смотрит по сторонам.
– Куда теперь? – спрашиваю я.
– В центр города – неуверенно говорит он – Там должна быть старая церковь.
В центр, так в центр. Церковь мне знакома, это лютеранская кирха. Но сама церковь его не интересует, он лишь встает напротив нее и начинает вертеть головой. Следовало бы попридержать воображение, потому что мне кажется, что у Эйтана раздуваются ноздри в попытке обнаружить нечто верхним чутьем. В поле его зрения попадает изящный деревянный особняк кирпичного цвета в виде буквы “П”.
– В этом доме тогда организовали импровизированный госпиталь…
Это не вопрос, а утверждение. Я машинально пожимаю плечами (откуда мне знать?) и вздрагиваю. Неужели это то самое место, про которое говорила мама и при упоминании которого бабушка поджимала губы? Но ни та, ни другая никогда не вдавались в подробности, так что… не знаю. Сейчас в здании школа, а что было тогда? Так кто же ты такой, Эйтан Бен-Яаков, во имя всех святых?
В школу нас тоже не пустили, но Эйтан не слишком и рвался. Следующей остановкой он назначил шведскую границу. Никакой границы там разумеется не было, да ее и быть не могло в Объединенной Европе. Но тогда, в далеком 44-м году здесь наверное был шлагбаум и стоял пограничник, зевающий в кулак. Граница и тогда не слишком охранялась и я даже подозреваю, что у шведских пограничников могло не быть оружия. На пограничном мосту он постоял минуту-две, задумчиво разглядывая растопыренные указатели с надписями Suomi/Sverige.
– Нет ли тут места, где мы могли бы выпить? – внезапно заявляет он – Я угощаю, разумеется.
Признаться честно, это меня обрадовало. Дело в том, что таинственное поведение израильтянина уже начало действовать мне на нервы. Я не понимал, что им движет, а спросить не решался и именно эта таинственность, в совокупности с моей нерешительностью, и были причиной моей раздражительности. А вот в желании выпить не было ничего таинственного, ведь многие к нам для этого и приезжают. В Торнио я подходящего места не знал и мы поехали в недалекий Кеми. Там, в предместьях городка, должен был быть неплохой маленький бар в здании мотеля, стилизованный под 70-e. К счастью, заведение было открыто и мы пристроились в уголке на громоздких красных креслах за маленьким круглым столиком. Мне еще предстояло вести машину по непростой дороге и пришлось ограничиться пивом. Зато Эйтан заказал себе виски с кока-колой, не очень популярный напиток в нашей стране, но бармен и глазом не моргнул. Похоже было на то, что мой клиент не собирается ограничиться одним коктейлем и я решил форсировать назревающий разговор.
– Что ты хотел получить от нашего сумбурного налета на Торнио?
