– Как тебе эта? – говорит он и протягивает одну из фотографий Тому.
Тот отпивает газировки, внимательно изучая изображение.
– Безусловно, красивая, но это не она.
Том передает фото сидящему напротив гитаристу Джеффу, и тот меланхолично кивает, соглашаясь без пререканий.
– Но из всех вариантов по твоему описанию она подходит больше всего, – не унимается Марк.
Развернувшись к нему, Том говорит:
– Мне нужна не просто модель, понимаешь? Мне нужна та, которая поймет и прочувствует то, что я имел в виду, та, которая станет частью альбома, сольется с ним, станет им самим и просто одним взглядом передаст все, что мы вложили в тринадцать песен.
Отец, стоящий около дивана, складывает руки на груди и закатывает глаза.
– Проще вообще не выпускать этот альбом, чем сделать обложку, которая тебя удовлетворит! – взрывается он.
Том смотрит на него исподлобья.
– Это не вопрос моего удовлетворения, это вопрос целостности альбома! Это произведение, сплетенное из миллиона разных нитей, и если хоть одна из них порвется…
– Если ты не определишься к сегодняшнему вечеру, будем снимать с этой девушкой, – папа кивает на фотографию, которую обсуждали парни. – Уверен, она хорошо справится.
Пока все разговаривают, Бен, барабанщик, носится по комнате из угла в угол не в силах усидеть на месте. Он несколько раз подмигивает мне, играя бровями, а потом пальцами растягивает улыбку на своем лице, как бы говоря: «Улыбнись». Я пытаюсь, но, кажется, получается оскал. Настроение ни к черту, потому что я не могу забыть те комментарии в интернете и постоянно прокручиваю их в голове. Неужели у меня, правда, тупое лицо? Почему никто и никогда не говорил мне об этом раньше? Я даже не думала, что так выгляжу, но десятки одинаковых мнений потихоньку заставляют поверить в это.
Я вдруг замечаю, что Марк и Том о чем-то тихо переговариваются, поглядывая на меня. Нервно поежившись, я начинаю выдумывать, что и они обсуждают мое глупое лицо.
– Так пусть Белинда снимется, – вдруг кидает Бен, от чего у меня все внутри сжимается.
– Ч-что?.. – не понимаю я.
Том и Марк поднимают на него глаза, отец тоже смотрит в нашу сторону.
– Да ладно, ни для кого не секрет, что этот альбом о ней, значит, логично, что для обложки лучше всех подойдет она?
Я вжимаюсь в кресло. Что Бен вообще такое говорит? О чем он, черт возьми?
– Раньше это было невозможно, но теперь она здесь, с нами, так почему нет?
Мы с Томом встречаемся взглядами, и я пытаюсь найти поддержку, мысленно умоляя объяснить, что происходит.
– Я против, – отрезает отец.
– Да, Бен, ты прав, – тут же отвечает Том в противовес, – я уже говорил, что Белинда подойдет лучше всех.
Поддавшись панике, я отрицательно мотаю головой.
– Я? О чем вы говорите? Почему я? Я не подойду, я…
Том перебивает:
– Ты слушала альбом?
– Еще нет. И почему это он про меня?
– Тогда послушай и все поймешь.
Я растерянно оглядываю людей в комнате, но никто не спешит объяснить или хотя бы сказать, что это шутка.
– Она не может сниматься, – протестует отец, – она не профессионал, не знает, как это делать, и усложнит всем работу.
Я хмурюсь. Почему это он считает, что я не могу сниматься? Что сложного в том, чтобы просто сделать фотографию? Папа думает, что я не справлюсь с такой простой задачей?
Том вскакивает с дивана, чтобы быть с отцом на одном уровне.
– А с чего ей не знать, как это сделать? Это ее жизнь, ее история, и уж она точно знает,
