Мне выдают новую пару белья, тапочки и халат. Я переодеваюсь в своей личной гримерке, куда позже приходит визажист. До этого момента я не знала никаких деталей, но выяснилось, что сниматься я буду в белье. В планах на обложке должен быть мой портрет, и никаких лишних деталей – в том числе и ворота футболки. Для меня не было бы никаких проблем, если бы не один нюанс.
Мои шрамы.
Толстые розовые припухлости на бедрах, которые невозможно никаким образом скрыть, если выходить на фотосессию в трусах. Руками такое не прикрыть, да и тогда я не смогу позировать. А показывать их огромной куче людей… я не готова.
Ко мне приходит гример, чтобы подготовить образ: размазывает тушь по щекам, будто я плакала. Аккуратно рисует ссадины на скулах, растушевывает малиновый тинт на губах, чтобы они выглядели опухшими. Сверху наносит блеск. Дальше на очереди плечи и ключицы – на них появляются розовато-фиолетовые потертости. Немного красной краски – и вот мои костяшки рук и колени разбиты.
Встав со стула и оглядев себя в зеркало, я вижу привлекательную, здоровую девушку с разрисованным лицом. Сидя на наркотиках, я так не выглядела. Я была ужасно худой, с серой поврежденной кожей и больными глазами. Это неправильно – делать вид, что, будучи наркоманом, можно выглядеть красиво, но… иначе это не будет продаваться. А этот альбом нужно продать.
Накинув на себя вафельный халат, я отправляюсь на площадку. Менеджер съемки указывает мне, где можно присесть, но я отказываюсь и оглядываюсь в поисках Тома. Он настоял, что должен все контролировать, и ему на несколько часов освободили плотное расписание, но он все равно не успел к началу.
Когда Том появляется, все взгляды обращаются на него. Он вместе со своим менеджером Аароном обходит каждого человека в комнате, здоровается и перебрасывается парой фраз, прежде чем подойти ко мне.
– Ну что, готова? – говорит мне Том, улыбаясь.
– Можно сказать тебе кое-что… – тихо отвечаю, потянув его в сторону подальше от всех.
– Не говори, что ты передумала…
– Нет.
Остановившись, я задираю голову, глядя на него.
– Такое дело, смотри… – я откидываю халат, демонстрируя обнаженную ногу. – Можно я надену джинсы? Просто… я не хочу их никому показывать. Надеюсь, ты понимаешь…
Том разглядывает мое бедро, а потом коротко кивает, без слов возвращаясь обратно на площадку. Он подходит к фотографу и говорит с ней, они оба улыбаются, смеются. Потом говорит что-то другим людям, и происходит странное: все находящиеся в комнате постепенно покидают ее. Я хмурюсь, делая пару шагов вперед, и замираю.
Фотограф передает Тому камеру, которую тот вешает на шею. Она показывает ему что-то в настройках, а потом тоже выходит. Мы остаемся вдвоем.
– А, то есть так можно было, да? – говорю я ему, выходя из тени.
– Можно как угодно, если очень хочется, – подмигивает Том.
– Я имею в виду… это же их работа. А ты взял и выставил их.
– Ну, им платят, а что именно они будут делать – это уже наше решение. В пределах допустимого, естественно.
Я усмехаюсь. Том смотрит в малюсенькое окошко камеры, поднеся ее к лицу и прикрыв один глаз, а я не свожу взгляд с него. С фотоаппаратом в татуированных руках он выглядит очень сексуально. Это, конечно, не сравнится с гитарой, но пока что мне хватает и этого…
