Но хоть какой-то мало-мальски заметный человеческий контакт был установлен у нее с той самый барышней самых цветущих юных лет, которую звали Элеона.
Всегда и во всем была замешана – но всегда и во всем оставалась чиста и невинна.
Она говорила правду, лукавя – и в том, может быть, наверняка, и состоял секрет ее обходимости и неприкасаемости, и потому, вероятно, вокруг нее и на ней же самой и были завязаны следы каждого из сокрытых в стенах этих белокаменных артефактов.
Она ничем не ручалась и ничего не была должна. Не оправдывалась ни перед кем и никогда, и не звала на помощь, и за советом ни к кому не обращалась – и попусту улыбалась. Неизменно, честно – от души – без причины улыбалась.
Казалось, была она все время в каком-то забытьи. И было в ней что-то очаровательно прекрасное, и было что-то, что понять давало – совершеннейший ребенок.
Во всех отношениях между обитателями этого дома белокаменного была одна черта, что их отождествляла с самыми святыми и неприкосновенными, непоколебимыми и нерушимыми ничем, ни в коей мере и даже спустя много, много лет. В черте той выражалось все их благородство друг к другу обращенное в самой простоте их взаимоотношений и отсутствии навязчивый вопросов, поучений и непозволительного выражения недопонимания своего собеседника, соседа своего.
В том было особое искреннее чувство привязанности эдакой, которая не терпит посягательств или каких-либо причин; которой не нужна навязчивость в поддержку и нет необходимости с глаз долой гонять друг друга – иногда – и снова, и еще раз, и еще много, много раз.
Они семьей были без всяких обязательств, чаще всего не зная друг о друге ровным счетом ничего – и ничего не спрашивая; но, тем не менее, в холодных стенах дома белокаменного всегда было светло, тепло и уютно – при них, при всех этих гостях; таких гостях, которых пожелать только и остается каждому хозяину дома своего. Которую остается только пожелать – и желание то сделать вновь и вновь не дает смолчать мио проходящему стороннему наблюдателю, которого пока что, на данный момент, в стенах белокаменных ничто не может задержать; до поры до времени.
И на этом, пожалуй, остановимся; об этом стоит рассказать – именно что рассказать.
XX53гг. Черта первостепенности. Изначальные, первые и вторые имена
Но ни с чем не сравнить красоту изначальную,
Красоту невыстраданную – или же
Приведенную порогом шагу ровному и уверенному.
Красоту Золотой поры.
Вы ошибаетесь, полагая, что этому миру не хватает святости.
В этом мире нужно хотя бы на раз прекратить решать проблемы.
С этим миром нужно остаться наедине.
Этот мир послушать и всех его населяющих ваших товарищей.
Этому миру не нужны проблемы.
Этому миру нужны вы.
Но вы же открыть себя пытаетесь только путем преодоления собственных проблем.
А мир вас любит. Он о вас заботиться — идет навстречу вам, дает возможность снова
– для решения проблемы понимания взаимного среди товарищей своих.
Этому миру нужно простоты. Простоты не выстраданной, а изначальной — такой, что в каждом из нас есть.
– С нелюбимыми не плачут. А если не так – если так происходит – значит, целостности нет.
Я вам объясню, почему.
Но все вы – каждый из вас – полагаю я, знаете, о чем я буду сейчас говорить. А говорить я стану о том, что…
А-нет, давайте, пожалуй-ка, по-порядку.
Вы знаете, как чудесно иметь такое имя, которое можно было бы говорить, не щемя сердцем и не задумываясь над его звучанием в данный момент, хотя бы… Или не знаете? Знаете, знаете. Но вы только молчите!
