Две великие победы русского флота. Наварин и Синоп - страница 16

, острова Архипелага не входили в состав проектированной новой организации части эллинской народности. Эта несправедливость вполне вознаграждалась включением в состав «Греческих княжеств» Кандии и Эпира. По своему стратегическому положению Кандия – ключ не только Архипелага, но до некоторой степени и Дарданелльского пролива: с присоединением ее к Эллинским княжествам рано или поздно становилось неотвратимым сплочение с ними и большей части островов Архипелага. Сверх того, своим естественным богатством Кандия почти равнялась всем островам Архипелага вместе взятым.

Заявив свою программу, русское правительство предложило для обсуждения ее созвать в Петербурге дипломатическую конференцию. Изо всех великих держав одна Англия обусловила свое согласие на то возвращением в Константинополь отозванного в 1821 году представителя России. Одно это уже заранее определяло, каким образом лондонский кабинет полагал относиться к греко-турецкой распре. Отозвание русского посланника из Константинополя имело значение фактического протеста против турецких зверств и против невнимания Порты к требованию России положить конец этим зверствам. Таким образом, возвращение русского посланника в Константинополь очевидно не имело бы иного значения, как то, что Россия отказывается от своего протеста. С первого шага греко-турецкого вопроса в области дипломатии Великобритания не обинуясь становилась на сторону Порты…

Как ни дорого для достоинства России продавала Англия одно лишь участие свое в петербургской конференции, русское правительство, в надежде, что эта жертва окупится благодатными для эллинов результатами, приняло без отговорок поставленное Англией условие. Действительно, если бы конференцией был утвержден принцип нераздельности между созидаемыми княжествами и Кандией с Эпиром, то впоследствии это признание имело бы значение непререкаемого фактического прецедента, предназначенного служить основанием дальнейшим обсуждениям каких бы то ни было греко-турецких препирательств. Конечно, Россия не предлагала еще признания полной независимости Греции. Мало того, в основание первых зачатков ее возрождения русская программа вносила тройственность власти. Но (в настоящее время в этом отношении нет более места ни для каких сомнений) оба эти ограничения со стороны России были не что иное, как уступка пресловутым венским соображениям «общей политики».

Нельзя сказать, чтобы в продолжение трех лет со времени отозвания русского посланника из Константинополя петербургский кабинет оставался равнодушным зрителем резни, происходившей в греческих областях Турции. Как видно из дипломатического сборника графа Прокеш-Остена[8], во все это время происходили между петербургским и венским кабинетами деятельные переговоры. Результатом их оказалось изъявленное в 1824 году согласие Австрии на участие в петербургской конференции. Но этот результат обусловливался именно пальятивным характером предложения России. Со временем все это могло поправиться. Нет сомнения, Порта не приняла бы без принуждения, хотя бы и целой Европой, – которой взаимная зависть и соперничество с самого падения Византии постоянно входили в основание всех международных расчетов Турции, – заявленное ей требование касательно установления полунезависимости Греции. Ее отказ вызвал бы столкновение. С другой стороны, если бы даже Порта приняла эти требования, без сомнения она не оказала бы в Греции более уважения к своим обязательствам, чем оказала его в Дунайских княжествах, нещадно преданных турками огню и мечу по поводу замысла князя Ипсиланти, вопреки международному запрету занимать княжества войсками. Тут опять явился бы повод к столкновению. В обоих случаях виновницей его была бы Турция… Вопрос о независимости Греции оставался открытым. Между тем согласие держав на наделение новых княжеств необходимыми для них территориальными условиями жизненности – являлось бы совершившимся фактом, отмена которого была бы несовместна с достоинством держав, утвердивших его своею подписью. Что же касается вопроса о тройственности власти, то тут все предоставлялось патриотизму и бескорыстию самих эллинов. Как доказало впоследствии объединение Молдавии и Валахии, ни одна европейская держава никогда не решилась бы силою противиться такому слиянию, вызванному единодушным патриотическим согласием обоих населений.