Следующие несколько месяцев её жизни прошли очень спокойно, даже однообразно. На работе старалась ни с кем особо не сближаться, не сдруживаться, понимая, что она здесь ненадолго и привязываться незачем. Слушая своих сослуживцев, чувствовала, что многие из них воспринимают и себя, и детвору, как большую, временами сложную, семью, и уже не мыслят себя вне рамок этой семьи; ей это было ни к чему. Она просто работала, старалась делать это хорошо, даже накупила книг и журналов по кулинарии и изредка баловала всех разными вкусными нововведениями. С детворой держалась ровно, приветливо, но в проблемы, разговоры и их игры не вникала, держалась стороной; когда, случалось, какой-нибудь оболтус прибегал обиженный, в слезах, и тыкался ей в подол, ища защиты и сочувствия, она, слегка погладив его по макушке, отводила к воспитателю.
У Игната бывала почти каждую неделю, делала уборку, варила борщи, которые он неизменно нахваливал, да с таким восторгом, что Любаша и впрямь ощущала себя «великолепным поваром». То ли шутил, то ли нет, говоря: «Любое мастерство – это дар свыше». Какой тут дар – так, нравилось ей кулинарить, да и всё…
Роль секретаря поначалу получалась плохо. Печатать, вроде, не разучилась, но, садясь за приготовленные Игнатом записи и начиная переносить их в электронный вид, постоянно сбивалась то на сокращениях, пытаясь их понять, то на неизвестного типа «иероглифах» и знаках, которые и не пыталась понять. Для налаживания процесса пришли к соглашению, что он будет читать вслух, диктовать то, что написано, а она – «живенько стучать по клавишам».
Пару раз хозяйничала самостоятельно. Зайдя во двор, натыкалась на прикрепленную на столбе записку: «Меня нет дома. Милости прошу, располагайся». Брала в условленном месте ключ, открывала дом и принималась за дело. Без Игната было скучновато и тихо; чтобы развеселить себя, включала на полный звук старенький приёмник, ловивший одну радиоволну.
Иногда, приходя к нему, заставала разных людей. Он всегда коротко знакомил, но никогда не рассказывал, кто такие, откуда. Один раз она как-то поинтересовалась, больше из любопытства, чем из надобности, он улыбчиво-лаконично отшутился, давая понять, что любопытство, конечно, не порок, но -… и весело закончил: «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали!».
Зато успела познакомиться с несколькими деревенскими жителями. Живущие рядом соседи Игната заприметили молодую женщину, начали здороваться, интересоваться. При встрече обязательно приветствовали. Поначалу Любаша, прожившая в большом городе свою сознательную молодость, где знакомство с людьми, живущими дверь в дверь, почти не практиковалось, немного смущалась от такого внимания и сельской простоты. Потом пообвыкла.
Ещё один факт удивлял её и в какой-то мере радовал. Касался он финансового состояния. Подводя несложные подсчеты своего капитала, Любаша для себя констатировала, что она богачка. Зарплата на её счету оставалась нетронутой, то, что платил ей Игнат, вполне хватало на повседневные нужды, даже ещё и оставалось. Конечно, по меркам прошлых доходов, сумма на счёте не выглядела внушительной, но сам факт сохранения денежных средств был для неё внове. Она всегда поражалась тем людям, которые могли удержаться от трат и накопить на какое-нибудь стоящее приобретение. Для себя актуальным считала девиз: «Надо много зарабатывать, а не меньше тратить!». Строго придерживаясь рамок этого девиза, всегда с трудом соотносила свой «дебет» с «кредитом», а проще говоря, жила внатяжку от зарплаты до зарплаты. А тут, в этом захолустье, оказывается, мечта о собственном счёте стала реальностью! Да… удивляться было чему.
