Чеде никто не верил, но на самом деле она не хотела бы там жить. Пустыня в ее крови. Ей смешно было даже подумать о том, чтоб уехать.
– Чего? – спросил Эмре, глядя на нее, как на чокнутую.
– Чего?
– Ты сейчас начала смеяться просто так.
– Ну и что? – ответила она, улыбаясь. – А ты на бычью задницу похож, но я же ничего не говорю!
Эмре попытался ткнуть ее в плечо, но Чеда увернулась и ускакала от него. Так, крича и пытаясь достать друг друга, мешая рыбакам, они вырвались на окраину.
– Вон там! – прошептал Эмре, показывая пальцем на кусты с яркими оранжевыми цветами.
Несколько дней назад они спрятали там туго набитые сумки и заложили их пирамидкой из камней.
Накинув свою сумку, Чеда почувствовала, как предвкушение щекочет внутри. Они набрали припасов на несколько дней, хотя собирались вернуться к утру.
На краю пустыни Эмре спросил:
– Ты точно уверена?
Чеда прищурилась на солнце, на сверкающую реку.
– Конечно, уверена.
– Зачем твоя мама ходила к цветущим садам?
Эмре хитрил. Он давно хотел узнать, но дождался, пока они не оказались на полпути к садам. Это сработало – теперь нечестно было бы молчать.
– За цветами.
– Это я знаю. Но почему?
Чеда не удивилась, что он догадался про цветы. Зачем еще туда ходить? Но ей стало стыдно, что она так мало знает про маму.
Конечно, однажды Айя рассказала бы ей и про лепестки, и зачем она их собирала, просто ее поймали раньше. Несколько месяцев назад Чеда спросила Дардзаду.
Это была ошибка.
Он начал орать, стоило ей заикнуться об этом, а когда она спросила снова, побил ее и запер в комнате, чтоб подумала о своем поведении. Держал взаперти до следующего вечера, на хлебе и воде, ворча, что если Короли поймают, то Чеде и этого не видать.
После такого она зареклась спрашивать, но «воспитание» Дардзады не могло затушить пылающий внутри огонь. Наоборот.
Она слишком долго тянула.
Несколько недель они с Эмре планировали эту вылазку: как незаметно сбежать из дома, что взять с собой. Только одно Чеда не продумала: что скажет Дардзаде, когда вернется. Она знала – он разозлится, будет просто вне себя, но ей ведь уже тринадцать. Она докажет ему, что принадлежит сама себе – он не сможет больше прятать ее от мира. И мир от нее.
– Иногда она давала мне лепестки, – сказала Чеда, прыгая по круглым речным камням. – И ела сама.
Эмре попытался прыгнуть за ней, но поскользнулся и шлепнулся в воду, подвернув ногу.
– Когда? – спросил он, шипя и хромая, но делая вид, что ничего не случилось.
– На праздники. Но не те, что заставляют праздновать Короли, а дни богов, которые отмечают кочевники.
– Но зачем давать тебе то, что Короли любят больше всего на свете? – Эмре догнал Чеду на камнях у изгиба реки, где у скалистого берега грустила, как надгробный камень, одинокая, всеми забытая башня. – Зачем вы ели цветы? Их же едят только Девы.
На этот вопрос Чеда пыталась ответить себе давно, еще до маминой смерти. Но мама никогда не рассказывала.
– Наверное, она собирала их и давала мне, потому что Короли запретили так делать. Она всю жизнь делала то, что запрещали Короли.
– Она была из Воинства?
– Нет, – быстро сказала. Чеда. – Она говорила, что Воинство слишком жестокое. Ей было с ними не по пути.
– Но если она хотела убить Королей…
– Я не знаю, что она хотела с ними сделать.
– Но если они убили ее…
– Знаю. Но, может, она попалась им случайно. Может, она хотела что-то у них украсть.
