Это не только моя личная оценка внешней политики Гитлера. В последние годы многие немцы, как политики, так и военные, в более или менее резких выражениях делали подобные замечания. Большинство из них, надо добавить, считало, что Гитлер неответственен за эту неправильную политику; они обвиняли его советников, военных и гражданских губернаторов на оккупированных территориях. Сам Гитлер якобы не знал, что творят эти чиновники.
После успешных кампаний в Польше победитель мог бы удовольствоваться Данцигом, Польским коридором и территориями, заселенными немцами. Тогда он убедил бы мир в справедливости своих действий, а также завоевал престиж и уважение за приверженность принципам содержательной, конструктивной национальной политики в Европе, политики, провозглашаемой в его доктринах. Поляки пользовались сочувствием мира, как двадцать миллионов «голодных, бездомных людей». Великодушный мир, по которому часть Польши осталась бы независимой, был бы поступком подлинного государственного деятеля, хотя такая попытка великодушного решения была бы аннулирована оккупацией русскими Восточной Польши. Но Гитлер и на этот раз не проявил политической дальновидности; фактически серьезные психологические ошибки за шесть лет правления в Польше показали, насколько он далек от подобных поступков. По его указанию генерал-губернатор Польши перенес столицу в Краков, древнюю резиденцию польских королей. Из многочисленных замечаний, которые я слышал от Гитлера за многие годы, у меня нет сомнений, что он сам постоянно подталкивал немецкие военные власти и генерал-губернатора к таким крутым мерам. Он иронично называл губернатора Станиславом и много лет грубо и пренебрежительно третировал его за то, что тот пытался сам временно управлять Польшей, установив режим оккупации, подходящий для характера поляков. Железный кулак над Польшей был рукой Гитлера, а воля, сжимавшая этот кулак, была безжалостным признаком его натуры.
Столь же ярким примером отсутствия у Гитлера таланта государственного деятеля может служить оккупация Норвегии и глупое управление этой страной. Норвегия не принимала никакого участия в войне. Она была невинной жертвой мнимой стратегической необходимости. Если Гитлер считал, что временная оккупация Норвегии необходима для сохранения жизненно необходимой для рейха Балтики, если он понимал, что только необходимость заставляет его принудить норвежцев пожертвовать суверенитетом страны, тогда у него были все причины создать режим оккупации более терпимый для норвежцев, сделав все возможные уступки во внутренних делах. Вместо этого он назначил непопулярное в стране норвежское правительство и учредил жестокую систему заложников. Немецкая гражданская администрация совершала экономические преступления против норвежцев. Гитлер явно не пытался примирить норвежцев с оккупацией. Несмотря на все первоначальные иллюзии Гитлера, правительство Квислинга не прижилось в стране. Для космополитического духа норвежского народа оно оказалось неприемлемым. А немецкая гражданская администрация под началом Тербовена была фундаментальной политической ошибкой, вызвавшей ненависть к немцам у большей части северных стран. Арест самых известных норвежских епископов и студентов университета Осло, устроивших патриотические демонстрации, уничтожил какую-либо симпатию к Германии, которую еще испытывал к ней международный академический мир. Даже нейтральная Швеция возмущалась строгим режимом оккупации Норвегии. Действия Тербовена одобрялись Гитлером, который его назначил и держал на этом посту, несмотря на протесты как немецких, так и норвежских деятелей. Гитлер поощрял его постоянные визиты в Берлин или в ставку.
