Уолдену вдруг захотелось пошутить.
– Мы же не останемся здесь на два года, нет?
– Это сделает тебя мужчиной. Давно пора, ты не находишь? Что нужно, чтобы быть мужчиной, сынок?
Уолден знал ответ наизусть. Он отбарабанил его покорным тоном:
– Уметь стрелять, водить машину, танцевать, плавать, поцеловать девушку, выполнить хоум-ран…
– Чему же научился ты?
– Я умею стрелять. И плавать. Не так уж плохо.
Уолден готов был сблефовать. Отец не раз заставал его болтающим через ограду с Джеммой, соседской дочкой. Откуда ему знать, что он ее не целовал? Но он не решился. С Джека сталось бы потребовать описать ощущения. А на это Уолден был неспособен.
– Мне только двенадцать лет, – возразил он, желая, чтобы его голос прозвучал не так жалобно. – Я не имею права водить машину.
– Ты кое-что забыл. Заложить за воротник. Ты не мужчина, пока не заложишь хорошенько за воротник.
– Ты всегда запрещал мне пить.
– Я дам тебе знать. Когда увижу, что ты становишься мужчиной, сам принесу тебе бутылку. Кстати, тебе не двенадцать лет.
– Двенадцать.
– Учись быть точным. Сколько тебе лет?
Уолден закатил глаза, давая понять, что находит эту игру глупой.
– Это моя вина, – признал Джек. – Я первый был неточен. Видишь ли, Торо прожил в той хижине не два года, а два года, два месяца и два дня. Сколько тебе лет?
– Да двенадцать же!
– Двенадцать лет, семь месяцев и три дня. В четверг на будущей неделе тебе будет двенадцать лет, семь месяцев и одиннадцать дней. Поверь мне, это важно. Очень важно.
– Не понимаю, что это меняет.
– Всё. Если бы ты разбирался в бейсболе, то понимал бы такие вещи. Сантиметр вправо или влево иногда меняет все. Но ты интересуешься только своими деревянными макетами и пластмассовыми динозаврами.
– Мои макеты сделаны с точностью до миллиметра, а не сантиметра, – возразил Уолден.
– Двенадцать лет, семь месяцев и одиннадцать дней, Уолден. Запечатлей это в своей голове. Двенадцать лет. Семь месяцев. Одиннадцать дней.
Оба молча погрузили оловянные ложки в миски из коры. Джек поровну разделил содержимое банки, где были перемешаны в томатном соусе бобы и кусочки сосисок. Месиво было еще твердое, едва разогретое на водяной бане. Взгляд Уолдена то и дело возвращался к узкому ложу у бревенчатой стены, за высоким конусом печи.
– Что тебя беспокоит?
– Вдвоем мы тут не поместимся, папа.
– А если потеснимся?
– Все равно…
– Чего же ты хочешь? Потянем жребий?
– Ты еще и храпишь, – буркнул Уолден. – И после бобов…
– Что?
– Ничего.
Джек проглотил кусок холодной сосиски. Он сидел, по своему обыкновению, чуть сгорбившись, одно плечо выше другого. Весь свет падал на него, вылеплял ему лицо, а затененные стетсоном глаза порой имели жутковатый вид. Уолден же сидел спиной к огню.
– Зря ты переживаешь. Кровать твоя. Всё здесь твое.
Джек нагнулся и поднял вторую книгу, лежавшую на парке. Уолден не видел, откуда он ее достал. Он с досадой отметил, что автор тот же. Торо. Книга называлась «Леса штата Мэн».
– И сколько времени он был на этот раз? – спросил Уолден.
– Это была экспедиция. Тебе будет полезно, потому что это гораздо ближе к месту, где мы находимся, чем озеро Уолден. Я думаю, что природа здесь осталась дикой. Вокруг нас наверняка есть деревья, которые уже были во времена Торо.
– Думаешь, и динозавры еще есть?
– Вот ты мне это и скажешь. Ты же у нас специалист.
Джек встал, опрокинув табурет. В банке не осталось больше ни бобов, ни сосисок.
