В главном корпусе я первым делом к Анатолию Карпову, моему заму по книжным вопросам, пошёл. В институт он через год после меня, сразу же после окончания Первого медицинского института по распределению попал. Работать, вернее в аспирантуре учиться, он начал в соседней со мной лаборатории, которая в нашем же экспериментальном корпусе находилась, и сразу же в наш по-настоящему дружный книжный мирок влился. Он ещё занимался оформлением диссертационной работы, когда скончался заведующий его лабораторией. Большинство её сотрудников давно уже достигли пенсионного возраста, перспективными исследованиями их коллектив не занимался, в основном подчищал хвосты в своих уже закончившихся научно-исследовательских работах, вот в министерстве и подняли вопрос о проведении в нашем институте небольшой реорганизации. Лабораторию закрыли, часть сотрудников отправили на пенсию, а молодёжь перевели в другие научные подразделения. Так Анатолий и оказался в лаборатории профессора Чертова, о котором я уже упоминал. Эта лаборатория вообще была для нас опорным пунктом. В ней ещё две сотрудницы в наш актив входили. Чертов всё всегда видел, но в отношении книг не особо возражал. Большой он их любитель был. Поэтому, как только новые книги приходили, я их целую пачку по одному экземпляру нёс директору, а Толя – своему шефу. Мы, конечно, старались их доверием не злоупотреблять и зазря рабочее время на книжный магазин не тратить, но ведь после работы не всегда получалось во все государственные магазины, которые нас товаром снабжали, съездить. Вот и приходилось иногда в рабочем графике толику времени изыскивать, чтобы куда-нибудь смотаться, особенно когда речь шла о встрече с руководством таких ведомств, как «Союзкнига» или «Москнига».
Сегодня, да и в самом что ни на есть обозримом будущем, никаких дел не предвиделось; так, поболтали с Толей о том о сём, наметили, откуда в моё отсутствие товар привезти должны и как обязанности на эти тридцать дней перераспределить. Пожал он мне руку, пожелав, чтобы всё было тип-топ, и я уж собрался халат снять да у него оставить на ответственное хранение, как сообразил, что сейчас можно, а скорее, даже нужно ещё с одним человеком попрощаться, который тоже свою буквально неоценимую помощь оказал при подготовке к этому путешествию. Речь о секретаре партийной организации. Вот я ей, впрочем без особой надежды на успех, и позвонил по внутреннему в партком. Решил: снимет трубку – зайду, а если она в клинике, то беспокоить не буду, по возвращении забегу.
К моему удовлетворению, Лариса Ивановна трубку сняла и вроде даже обрадовалась моему звонку, поэтому пару минут спустя я уже сидел напротив неё, вольготно вытянув свои длинные ноги. Вскоре перед нами возникли кружки с дымящимся чаем, и мы завели разговоры на совершенно посторонние темы, на которые раньше никогда не разговаривали. Оказалось, что наша секретарь парторганизации вовсе не такой вечно спешащий и озабоченный человек, какой я привык её видеть. Она живописью интересовалась, регулярно различные художественные выставки посещала и, так же как я, любила коллекцию импрессионистов, которую собрал Щукин и которая в Пушкинском музее изобразительных искусств находилась. Вот мы с ней некоторое время и посвятили обсуждению любимых мной работ французов, входящих в это живописное направление. Я даже удовольствие от той беседы получил и совсем другими глазами на Ларису Ивановну смотреть начал.
