Я потряс головой:
– Вы все разложили по полочкам. Мне не нравится ни то ни другое.
– Мне тоже.
– Если вы погибнете, я потеряю работу. Если убьют меня, вам останется только уйти на покой. – Я посмотрел на циферблат наручных часов. – Самое неприятное, что у нас даже нет недели на размышление. Сейчас двадцать минут первого, а к трем часам я должен быть на Хиллсайдской псарне. И мне еще надо пообедать, побриться и переодеться. В том случае, если я поеду, конечно. Я поеду?
– Увы, – вздохнул Вульф. – Здесь-то собака и зарыта. Два года назад, когда мы занимались делом Орчарда[6], я взял ответственность на себя и проигнорировал угрозы этого человека. И в прошлом году, расследуя дело Кейна[7], поступил так же. На сей раз я не хочу и не стану повторять прежние ошибки. Я отдаю себе отчет в том, что обычно выбираю нужную стратегию, но не стану требовать, чтобы ты, отрабатывая свое жалованье, отправился туда и познакомился с мистером Рэкхемом. Если хочешь, можешь позвонить и отложить поездку до лучших времен.
Я вылупился на него:
– Вот, значит, как? Черт побери, неужели вы решили взвалить всю ответственность на меня?
– Да. Я его боюсь. Если должностные лица и другие уважаемые граждане подчиняются приказаниям этого человека, почему я должен стать исключением?
– Ну и притворщик же вы, – терпеливо сказал я. – Хватит вешать мне лапшу на уши. Вы прекрасно знаете, что я скорее слопаю кусок мыла, чем позволю этому сукину сыну наступить себе на хвост. И мне прекрасно известно, что вы скорее намажете хреном устрицы, чем уступите ему. Работай мы поодиночке – другое дело, но коль скоро мы повязаны оба, другого выхода нет.
Вульф испустил душераздирающий вздох.
– Что ж, надо понимать, что ты едешь?
– Да. Но при одном условии: «тревожная бдительность» наступает немедленно. Вы призовете Фрица с Теодором и объясните им, что́ нам угрожает. Обе двери постоянно будут на засове. Вы обещаете держаться подальше от окон. И еще: ничто и никто не должны пересекать порог нашего дома без моего ведома.
– Боже всемогущий, – он мрачно покачал головой, – да это же тюремный режим!
– Сперва испробуйте, потом говорите. Кто знает, может быть, десять лет спустя вы будете испытывать наслаждение от такого образа жизни?
Я позвонил по внутреннему телефону в оранжерею, чтобы вызвать Теодора.
Вульф, набычившись, следил за мной.
Когда я повернул с парковой магистрали Таконик на Сотое шоссе, часы на приборном щитке показывали только сорок минут третьего ночи, и я решил сделать маленький крюк. На пару миль, не больше. Поэтому в Пайнс-Бридж, сразу за мостом, я взял не влево, а вправо.
Я бы мало что выиграл, если бы направился прямиком к въезду в имение, помеченному здоровенным каменным столбом с высеченной на нем надписью: «Исткрест», поскольку оттуда увидел бы только подъездную аллею, которая змейкой извивалась вверх по косогору и исчезала в лесу.
Вместо этого я, не доезжая примерно мили, свернул на ухабистый проселок, поднимающийся в гору. На вершине дорога тянулась прямо, между лугами. Я съехал на траву, остановился, вынул бинокль и нацелил линзы на верхушку ближайшего холма, чуть возвышавшегося над окружающими, где над кронами деревьев виднелись крыша и стены каменного особняка.
Сейчас, в начале апреля, когда листья еще не распустились, особняк, дворы и хозяйственные постройки лежали передо мной как на ладони. Я даже разглядел две сновавшие человеческие фигурки. Так вот, значит, каков он, Исткрест, законные владения беззаконного Арнольда Зека.
