Двести грамм и свобода - страница 5

С ними же на вместительном автомобиле «Volkswagen Sharan» Андрея мы ездили в загородный дом Антона, одного из его лучших друзей. Кажется, они подружились еще в школе. Антон был одним из тех людей, которые не придают особого значения количеству денег. Думаю, именно поэтому они так сдружились, ведь в их элитной школе таких простых, без лишнего пафоса, детей было не так уж и много. Отец Антона владел крупным предприятием, на котором и работал его сын. В большом прекрасном доме Антона мы весело проводили летние жаркие дни, жарили стейки на гриле, играли в теннис и плавали в бассейне. У меня даже не было купальника, поэтому приходилось плавать в футболке. В нашей компании были и другие девушки, но Андрей с ними никогда не разговаривал. Тогда меня это очень удивляло, и только намного позже я поняла, что он так вел себя со всеми. Друзья говорили, что он женоненавистник, а Андрей отвечал, что ему просто не о чем с ними разговаривать.

Так проходили наши счастливые летние дни. В один прекрасный вечер, спустя пять дней с нашей первой совместной поездки, Андрей пригласил меня в ресторан. В восемь вечера он заехал за мной на представительском седане его любимой марки «Volkswagen». На нем были серые джинсы и серая футболка, белые кеды «Converse» и любимая красная бейсболка, а на мне в тот день были салатовые шорты и бледно-розовая футболка, а на ногах балетки бежевого цвета. Я ничего не смыслила в этикете и даже не знала, в каком виде нужно ходить в ресторан. Андрей так оценивающе на меня посмотрел, немного помолчал и произнес:

– Ты красивая!

В ресторане мы заказали очень много еды, хотя и были только вдвоем. Мы ели лобстеров, Фуа-гра с медальонами и пасту с черной икрой, осьминогами и креветками. В тот вечер я впервые попробовала крепкий алкоголь. Андрей заказал бутылку 25-летнего «Laphroaig», но мы выпили меньше половины, остальное оставили официантам допивать. Вообще Андрей был очень щедрым, оставлял на чаевые по пятьсот евро, но иногда он вел себя странно, мог купить бездомному десяток яиц или закидать стервозную девушку на улице ими же. Конечно, я не до конца понимала его и его поступки, но меня это, однозначно, завораживало. С ним я училась быть раскрепощенной, расслабленной и не зависеть от чужого мнения. Андрей всегда говорил фразы типа «общественное мнение – это мнение того, кого не спрашивали» или «людям все равно нужно что-то подумать, так пусть немного подумают о тебе». Он всегда смотрел людям в глаза, он будто бы читал их душу и раскладывал их мысли по полкам. Я же считала, что смотреть человеку в глаза, – это как заниматься с ним сексом. Очень интимно, очень близко. Меня пугала такая близость с незнакомцами, а его нет. А еще мне было легко с ним потому, что он такой простой и открытый. И я никогда не чувствовала себя с ним неловко и мне никогда не было за него стыдно. Я чувствовала, что люди любили его, даже если впервые говорили с ним. Потому что он говорил нужные вещи. В его словах не было угодничества или лести, и он не отталкивал людей, не был высокомерным. В нем была энергия и жизнь. Люди тянулись к нему. С ним они чувствовали себя лучше, чем были на самом деле. Он заряжал их позитивом и верой в лучшее. В его словах никогда не было мрачности и обреченности. Он не ругался матом, потому что был очень интеллигентным, и никогда не использовал высокопарных и не знакомых другим слов. Он общался просто и доступно. Он был таким соседским мальчишкой, но очень взрослым. В его действиях не было тупости и наивности. Перед тем как что-то сказать, он всегда думал, поэтому не говорил глупостей. В него было слишком легко влюбиться. И невозможно влюбить в себя. Он словно видел людей насквозь, его нельзя было обмануть дешевыми трюками. Его никогда не привлекали короткие юбочки или накрашенные губы с ресницами. Он искал что-то большее, какую-то родственность чувств и мне так сильно льстило, что он нашел это во мне. Я не была тогда очень красивой и никогда не умела соблазнять мужчин. Не одевалась раскованно и дерзко, но и пуританкой тоже не была. Я была простой и даже немного наивной. В силу возраста, конечно же.