– Зоя, ты с ума сошла! – оторопела Лиза. – Ты предлагаешь мне выставить себя влюбленной дурочкой?
– Да-а?! – вновь взревела Зойка. – А Володька шибко умным был, когда в твой первый год работы за тебя вступился?! Забыла, как те обалдуи из десятого класса тебя травили?! Разве что за задницу не щипали и всякие сальности болтали? А Володька тебя пожалел, пацанов тех в спортзал загнал и объяснил по-серьезному, что еще раз к тебе сунутся, он им морды начистит. И начистил бы, Володька свое слово держит. А, между прочим, двое из той оравы сынками сильно крутых папаш были. И через такое объяснение с мордами директриса Володьку махом бы из гимназии выперла, причем с волчьим билетом. А тебя никто не выгонит. Ты девица свободная, он парень тоже свободный, ну, посплетничают малость… Так ведь это ж ерунда. В любви обвинить – это ж не в убийстве! Или ты думаешь, Володька и впрямь химозу на тот свет отправил?
– Что ты! – совершенно искренне воскликнула Лиза. – Я совсем так не думаю! Я думаю, Володя очень хороший человек…
– Ну и?.. – Зойка в упор уставилась в Лизины глаза, аж в зрачки впилась.
– Я согласна, – тихо проговорила Лиза.
– Молодец! – с облегчением выдохнула Ляхова. – Теперь пойду Володьку трамбовать.
Володя Гриневич никогда не ругался с Зоей Ляховой и даже голоса на нее ни разу не повысил. Она – да, могла, и повысить, и превысить, но никакой ругани это не означало, просто манеры у Зойки были такие.
Однако на сей раз Володя выдал подруге по полной программе. А в ответ получил сверх всякой программы – слова «идиот» и «кретин» в Зойкином лексиконе были едва ли не самыми ласковыми. Под конец никаких слов ей уже не хватило, и она от всего сердца двинула своей мощной дискобольной рукой Володю в грудь, отчего в изрядно накаченной груди мастера спорта по гимнастике чуть ли не вмятина образовалась.
– Ты спятила?! – опешил Гриневич, распрямляя мышцы.
– Это ты спятил! – констатировала Ляхова, потирая кулак.
Физическое воздействие, нелепое до смешного, вдруг разом охладило эмоции, и оба тут же успокоились.
– У тебя нет другого варианта, – веско заявила Зойка. – Ты самый подозрительный, полицейские будут тебя плющить. И что-нибудь обязательно придумают, им ведь обязательно надо кого-то найти.
– Можно подумать, они всегда и всех находят, – буркнул Володя, прекрасно понимая, что Зойка, конечно, права: здесь случай особый.
Убийство в школе – это раз. Убийство в такой школе – это два. Убийство сестры замначальника ГИБДД, пусть даже и бывшего, – это три. Мало того, что Рогова полгорода на уши поставит, так еще и гибэдэдэшники наверняка подключатся. Поэтому работать полиция станет во всю силу и, если реального убийцу не найдет, то постарается кого-то на эту плачевную роль назначить. А самый подходящий он, Владимир Николаевич Гриневич, простой учитель физкультуры, никакими регалиями и знакомствами не прикрытый, но подозрительный уже тем, что спортсмен. Сколько всяких историй рассказано-перерассказано про спортсменов, которые в преступники подались!
Конечно, он сам виноват. Поперся на допрос, или как это называется, совершенно неподготовленным. Не удосужился поразмыслить, с чего это вдруг к нему интерес проявили. Не соизволил пусть на мгновение прикинуть, что вчерашняя его отлучка из школы может кого-то заинтересовать. Не придумал никакого внятного объяснения.
Но ведь он не знал, что Пирогову убили в то самое время, когда он выходил на улицу. Он вообще не знал, что ее убили вчера вечером, и почему-то решил, что ее убили чуть ли не полчаса назад. Ему ведь никто ничего толком не объяснил заранее. Да и кому было объяснять?
