Двойная эмиграция - страница 2

А чем же нам было заниматься в этой незнакомой стране, пока ещё не ставшей нам родной? Общаться со сверстниками мы толком не могли: неважное знание немецкого языка было тому причиной, поэтому всё время мы проводили вдвоём с братом или с родителями – и дома, и на прогулке. Вот и упражнялись! И весьма неплохо! Отец был очень доволен нашими успехами и регулярно устраивал шутливо-озорные языковые соревнования. Мы с братом охотно втянулись в это забавное мероприятие, стараясь не оплошать друг перед другом.

Но лучше всех в изучении языка преуспела наша мама – она, к нашему несказанному удивлению, оказалась очень способной ученицей. Отец тоже хвалил её и подшучивал, что скоро она в своём госпитале всех врачей за пояс заткнёт. И не только врачей – она и его самого скоро перещеголяет в своём немецком! Мама лишь отшучивалась в ответ и ещё старательнее принималась осваивать так заинтересовавший её немецко-баварский язык.

Суета и повседневные хлопоты, к которым мы с трудом привыкали после налаженной жизни в России, затягивали нас в свою круговерть всё сильнее и сильнее!

Так и промелькнули первые три года жизни в Мюнхене: поиски жилья, поиски родителями работы, наши нескончаемые языковые тренировки, частые домашние уроки, сдача экзамена по немецкому языку, поступление в гимназию…

Когда мы учились в гимназии, то мама вместе с нами продолжила осваивать полюбившийся ей немецкий и достаточно быстро научилась читать, писать и даже переводить тексты. Позднее я понял, что это занятие просто отвлекало её от тоски по родине.

Лишь через три года этого, казалось, бесконечного обустройства и приспособления наступило затишье. И потекла ровная, спокойная, даже какая-то однообразная жизнь.

А потом навалилась тоска… В немецком языке вообще-то, как утверждают сами немцы, нет слова «тоска», есть «печаль», «грусть» – всё что угодно, но только не тоска. Но она навалилась – эта русская тоска. Тоска по любимой Родине, частенько зовущей нас к себе в счастливых снах.

Папа, давно мечтавший преподавать в Мюнхенском университете и осуществивший свою мечту, переживал меньше. Два раза он даже смог вырваться в СССР по служебным делам. А вот мама очень тосковала. Иногда ночами мы с братом слышали её тихие всхлипывания и вздохи и сами начинали шептаться, пересказывая друг другу забавные и ещё пока не забытые нами истории из жизни в России: бурные встречи с родственниками и такие же бурные проводы, весёлые ночные прогулки по Питеру и гадания в рождественский сочельник, общие походы, сенокосы, костры, скачки на лошадях в Смоленске и посиделки у любимого чисто-голубого купального озера в окрестностях украинского села. Воспоминания переполняли в те минуты наши юные сердца. Мы тешили себя надеждой, что когда-нибудь снова сможем побывать на Родине, и шутливо вырисовывали друг другу воображаемые картины встречи с нашими родными. Мы засыпали, полные сладких грёз…

А через некоторое время до нас стали доходить слухи о страшных арестах и исчезновениях людей в России, называвшейся теперь Советским Союзом или попросту СССР. Отец иногда приходил домой очень расстроенным, они с мамой закрывали двери на кухню, чтоб мы с Петькой не слушали их «взрослые» беседы, и что-то подолгу обсуждали.

Но мы же были озорными мальчуганами, поэтому, несмотря на запреты, конечно, выискивали способы, как можно подслушать запретные родительские разговоры! Петька уже тогда серьёзно увлекался конструированием, и мы с огромным наслаждением вызнавали эти секреты, ощущая себя тайными агентами! Шли в ход любые Петькины изобретения…