– Вас снова вызвали разбираться с каким-нибудь неизведанным языком? – предположил барон Максимилиан Александр.
– Нет, мой друг. Я лечу защищать диссертацию.
– Далеко? – спросила я с упавшим сердцем.
– Виссевана. Межгалактический университет.
– Почему нельзя это сделать здесь? – удивился барон. – Разве колледж не имеет права присудить вам научную степень?
– Только степень магистра. Можно было бы пригласить рецензентов и оппонентов на Тиатару, но это выглядело бы как нарочитое исключение. К тому же я не уверен, что в Колледже кто-то осмелится слишком резко на меня нападать. Дискуссии не получится. А вдруг в моей работе действительно есть изъяны? Я совсем не хочу привилегий. Ни в здешнем обществе, ни в профессии.
– Но вы заслужили свое высокое положение, – возразил барон. – Если вас уважают и ценят, то не только ради почтенных предков.
– Моя нынешняя известность обременяет меня, – сознался Ульвен. – Я с тоской вспоминаю то время, когда мало кто знал меня в лицо и по имени за пределами определенных кругов в Тиастелле. Меня вполне устраивало быть «магистром Джеджиддом». Заниматься космолингвистикой, наводить легкий страх на студентов…
– Легкий страх на грани кошмара, – не преминула вставить я.
– Неужели?..
Он посмотрел на меня так, будто в первый раз осознал, насколько бывал порой крутоват в своих педагогических методах. Но сердились и обижались на него лишь бездари и глупцы. Магистр Джеджидд не был зол, он хотел от нас совершенства.
Я смутилась:
– Простите, дорогой магистр. Неудачная шутка. Рецидив запоздалого детства.
– Вероятно, вы не так уж неправы, – неожиданно согласился он. – Я сам за собой замечаю, что порой превращаюсь в тирана. Это плохо, и это необходимо исправить. Власть, лишенная внешних и внутренних рамок, опасна. И неважно, где она проявляется. Мне нужно почаще напоминать себе, что когда-то сам был примерно таким же, как вы. И тоже делал немало ошибок. Спасибо вам, моя Юлия, за откровенность.
– Вы самый лучший на свете учитель, – возразила я. – Оставайтесь таким, как вы есть! И… не знаю, что будет с Колледжем в ваше отсутствие.
– Будет всё то же самое. Лекции, семинары, зачеты, контрольные, практика. Я надеюсь, что вы меня не подведете и не съедете на сплошные «посредственно» и «удовлетворительно». Держите себя в руках, моя Юлия. Это не ради меня. Ради вас. И вашего будущего.
– Обещаю, – кивнула я.
– Что ж, приятного вам путешествия, драгоценный друг! – сказал барон Максимилиан Александр. – Пусть оно окажется легким, защита блестящей, а встречи с коллегами на Виссеване приятными!
– Да, мне нужно развеяться, – признался Ульвен. – Я устал.
В этот раз ничего фатального не случилось. Впрочем, что понимать под словом «фатальный»? Если вдуматься в корень (fatum – «рок», точней, «предреченное»), то события повлекли за собой перемены во всех наших судьбах.
Первым, весьма неожиданным, событием стало распространение взявшихся словно бы ниоткуда дивных записей новой певицы, которая мигом превратилась в звезду и приобрела высокую репутацию среди искушенных ценителей.
На Тиатаре есть три музыкальных канала – один с тагманской ритмичной музыкой, другой с уйлоанской, мелодичной и меланхоличной, а третий с инопланетной, самой разной и нередко совсем непривычной для слуха землян. Именно на третьем канале появилась новинка, альбом «Песни Теллус» в исполнении некоей Лорелеи. Сначала подумали на меня, однако быстро выяснилось, что мой голос другого тембра, и вообще я не в курсе происходящего. Я и вправду не интересовалась новинками современной инопланетной музыки, погрузившись вместе с Карлом и бароном Максимилианом Александром в музыку совершенно земную, причем старинную, далекого восемнадцатого столетия. Бах, Гендель, Моцарт, Бетховен – бароны держали меня на диете из классиков. Я не противилась, в моем музыкальном образовании в самом деле зияли лакуны.
