Я не беременна, я ничем не болею, но я все еще не знаю, кто были эти парни, которые воспользовались мной, как вещью. Как той самой куклой, которой меня назвал этот придурок в дорогой машине.
Когда кто и что мне подсыпал? Почему я так реагировала на них? Почему мое сознание помнит только то, что мне было хорошо, и тело помнит, а вот разум сопротивляется? Так не должно было быть. Это неправильно. Это насилие, даже если я сказала «да» под действием каких-то препаратов.
– Рязанова, да погоди ты. Да ты можешь так не бежать? Я ведь не молодая уже женщина.
Останавливаюсь, цепляю на лицо добродушную улыбку и наконец, разворачиваюсь к коменданту.
– Маргарита Васильевна, ну что вы такое говорите? Вы же очень молодая женщина и вон как резво бегаете. Извините, я вас не слышала, иду и думаю о своем.
– Да я поняла уже, да. Ты в последнее время только ходишь и о своем думаешь. А мне, Рязанова, с тобой поговорить надо.
Да твою же мать – хочется сказать, что ей от меня надо?
Нет, Маргарита Васильевна женщина хорошая. Она добрая, она поможет всегда, поддержит. Она даже ко мне в комнату никого не заселяет, хотя знает, что Вероника съехала, а третья кровать пустая. На этом ей спасибо. И я всегда ей помогаю чем могу. Но вот ее излишнее любопытство, ее желание как раз всем помочь толкает ее на то, что она везде сует свой нос.
Смотрю на женщину, маленькая, пухленькая, с белыми кудряшками и яркой помадой на круглом лице. Она милая, словно тетушка из сказки, которая печет пирожки и угощает всех ребятишек. Но в душе эта милая тетушка может оказаться той еще тварью.
Я не доверяю людям, так уже вышло.
– Рязанова, это, конечно, может быть, не мое дело…
Да-да, Маргарита Васильевна, это не ваше дело. Так и подмывает меня именно это ответить. Но продолжаю стоять в коридоре и слушаю дальше, прижимая к себе сумку, понимая, как еще сильнее хочу оказаться в своей комнате. Принять душ, смыть с себя всю эту мерзость и гадость, которая копилась во мне неделями, когда я считала себя грязной и использованной.
– Рязанова, ты меня удивляешь. Ты вроде девчонка хорошая такая, умная, бойкая, приветливая. Ветреная только я смотрю, – женщина тряхнула головой, кудряшки качнулись, в нос ударил аромат сладких духов. – А то, что ты недавно вернулась утром в неподобающем виде, это вообще вызвало у меня шок.
Она вспоминает утро трехнедельной давности, когда я уносила ноги из номера и зашла на порог общежития утром, благо практически никого не было, но Маргарита Васильевна сидела на вахте. Вот мне повезло, словно я купила счастливый лотерейный билет и выиграла несколько миллионов.
Без колготок и нижнего белья, не знаю, где были мои трусики, не нашла их в номере. На высоких каблуках, в коротком блестящем платье, в плаще, который, как я помню, остался на спинке стула у барной стойки, где я сидела с Вероникой. Но он оказался в номере, как и маленькая сумочка.
С мокрыми после душа, еще не высохшими волосами и заплаканными глазами. Таксист всю дорогу косился на меня, боялся задать вопрос, сколько я беру за ночь, понимая по моему внешнему виду, кого он везет. Проститутку или эскортницу, так они теперь называются.
– Нет, ну, Рязанова, я, ей-богу, от тебя такого не ожидала, – Маргарита Васильевна прижала руки к груди и посмотрела на меня со скорбным видом – она уже похоронила мое благочестивое поведение.
Я сама от себя такого не ожидала. Ну блин, так вышло, но я не ответила, лишь поджала губы и с видом несчастного котика посмотрела на комендантшу.
