Потом была очередная смена блюд, очередные тосты, дальнейшие возлияния. Сценарий этого дня рождения ничем не отличался от любого другого праздника. Саша быстро уставала на таких застольях. Спиртного она не пила совершенно, поэтому вскоре вместе с мальчишками исчезла в детской, где они тут же поставили новые кассеты.
– Теть Сань, они вас все равно в покое не оставят – отыщут, – усмехнулся Симка, ставя перед ней креманку с шоколадным мороженым.
– Кому я там нужна, Симочка? Люди уже вошли в должную стадию, им и без меня замечательно.
– Ну не скажите! Вон папин коллега Сатаев с вас прямо глаз не спускает, – обнаружил Валька недетскую проницательность.
– Теть Сань, а он ведь холостой, ага, – хитро подключился брат.
– На всех холостых, драгоценные мои, меня одной не хватит, поэтому рекомендую от видика не отвлекаться.
– Напгасно, напгасно, Сатаев недугён, весьма недугён, – закартавил Валька.
– Зря вы, Александра Михайловна, нами, мужиками, бросаетесь, – вступился Симка за свой пол. Он хотел поделиться еще какой-то мудростью, но его прервала шумная компания.
– Шур! Хочу музыки! Но-о-сталь-жи-и-и! – нещадно фальшивил хозяин дома.
Компания расположилась тут же.
– Давай, Андрюха, про тополь! – голосил страдающий ностальгией Григ.
Андрей перебрал струны пальцами, и гитара запела, и полилась песня, простенькая, немудреная, из далекой юности:
Там, где клен шумит
Над речной волной…
Андрей и Саша пели двухголосьем, выворачивая душу наизнанку. Не проняло только Сатаева:
– А при чем тут тополь? Сказали, про тополь петь будут!
Симка и Валька переглянулись.
– Нет, объясните, а где здесь про тополь! – Сатаев жаждал справедливости.
– Зря мы его Шуре сватали, – как на глубоко больного смотрел на упрямца Симка.
– Точно, туговат на голову, – согласился Валька, – пусть уже сидит, про тополь ждет.
Сатаев впервые попал в эту компанию, которая собралась около двадцати лет тому назад, а то и больше, в круг друзей, где понимали друг друга с полуслова, и даже если слова были не те. Какая разница – тополь или клен, главное, что песня именно та самая.
По домам разошлись в двенадцатом часу, а бывало, что досиживали и до утра. Но завтра Ольге надо было в «Кратер», копаться в бухгалтерских летописях, Саше необходимо было отпустить туда же Брутича и, следовательно, явиться к Арине, а мужикам выпала доля испытывать сладость солидарности. Идти решили пешком. Лунный свет отражался от снега, морозец был мягкий и незлой.
– Посмотрите, хорошо-то как! Уже и до Нового года ждать недолго.
– Оль, ты у нас зайчихой будешь, посмотри, как тебя публика принимает!
– Вот еще! Я уже напрыгалась, надо вносить разнообразие, – возмущалась Ольга.
– Оля, будешь! Ты была зайцем, а будешь зайчихой, это огромная разница! Время еще позволяет, так что вживайся в образ.
Так, болтая ни о чем, дошли до дома Базилей. Распрощались тепло. Дальше Александру провожал Игорь.
– Ты чего это так поскучнел, отдыхать устал?
– Я, Саша, думаю.
– Это ты зря, тебе все равно думать нечем, – подкусывала приятеля Санька.
– А пустой головой думается легче, – не обижался тот, – для мыслей больше места.
– Солнышко мое, Игорек, у тебя всегда только одна мысль, и на фига ей такое пространство, как твоя голова, она и в грецком орехе может уместиться.
– Крушинская, вредная ты баба. Прямо Снежная королева какая-то! Возьми вот меня к себе в Каи. Я тебе за Баксом ходить буду, на выставки его таскать стану, шерстку выщипывать.
