— Интересно, чем нас завтра порадует Командир, — сказала я, чокаясь с Мартином.
— Надеюсь, чем-нибудь не слишком напряжным. Потому что вечером ты придешь ко мне переводить книгу.
— Ты ведь можешь скинуть ее мне, и я тогда, сидя у себя, быстрее ее переведу.
— Нет, — отрезал Мартин.
То ли он ищет лишний повод увидеться со мной, то ли книга действительно слишком ценная и секретная, чтобы ее скидывать по почте.
— Где ты ее достал? Она такая древняя…
Мартин громко рассмеялся подо мной. Вода всколыхнулась между нами.
— Снежа, то место, где я ее взял, уже стерто с лица земли. Поэтому ответ на твой вопрос бесполезен.
Я задумалась над его словами, будто они были ребусом. На ум не приходили никакие места, подходящие под описание, кроме:
— Ты ее нашел в каких-то раскопках?
Ответом мне был новый приступ смеха. Я хлопнула ладонью по его колену, намекая угомониться.
— Нет. Я никогда не занимался раскопками. И лучше больше не спрашивай меня о том, где я ее взял. Нервы целее будут.
Последние слова он договорил серьезным голосом с оттенком угрозы. Выходит, книга и вправду слишком секретная. Что если он ее украл? Непохож Мартин на коллекционера старинных книг или на богатого наследника коллекционера…
Но вопрос о краже книги застрял в горле. В любом случае я не получу правду в ответ.
— Как ты смогла выучить столько языков? — спросил Мартин спустя какое-то время. — Талант?
— Возможно. Во-первых, мне нравится, как звучит иностранная речь. Во-вторых, у меня хорошая слуховая и зрительная память. Ко всему прочему я не захотела доучиваться в школе, когда в пятнадцать лет попала в лагерь, но Командир настоял на том, чтобы я хоть чему-то научилась. Курсы английского показались мне неплохой идеей. Я пошла сразу на интенсив. Первый, второй языки шли трудновато, а потом как по маслу… Я уже пять лет бегаю по разным курсам. Говорю я с ужасным акцентом, но люблю читать книги на языке оригинала. А знаешь, какое удовольствие понимать песни и фильмы без перевода? Просто сказка. Так что я больше пассивный полиглот.
Мартин слушал меня не перебивая, а после моих слов даже выдержал паузу, будто убеждаясь, закончила ли я говорить. Затем сказал:
— Восхищаюсь тобой. Я дальше английского не пошел…
— А ты… учился чему-то?
— Если не обращать внимания на диплом дизайнера одежды, то я художник.
У него вправду волшебные руки. Но я совершенно по-другому представляла себе обитель художника. Где же мольберт, куча красок, ряды картин на стенах?..
— Ты сейчас уже не рисуешь? — рискнула догадаться я.
— Очень редко. Только когда есть вдохновение.
В его голосе сквозила грусть. Хотелось бы мне увидеть, как он рисует, как держит карандаш или кисть, как сосредоточенно смотрит на бумагу и делает точные движения рукой. Я себя поймала на мысли о том, что, может, смогла бы придумать что-то такое, чем пробудить его вдохновение.
Но Мартин сбил меня с размышлений предложением выбираться из ванны. Мы допили вино и спустили воду. Пена держалась до тех пор, пока ее не уничтожили мощные струи душа.
За прозрачной пластиковой ширмой мы смывали с себя остатки пены, помогая друг другу. От легких плавных движений рук по коже, возбуждение разгорелось снова — и мы провели неизвестно сколько времени целуясь под струями воды и лаская друг друга. Тело Мартина под стекающими каплями было еще более соблазнительным, чем я себе представляла. Но еще больше сводил с ума его взгляд — полный похоти, его губы — только они могли так нежно обхватывать твердый от возбуждения сосок и втягивать его в сладкий плен. Его голос — низкий, хриплый звук которого проникал во все уголки души. И его руки — они заставляли забыть обо всем, кроме наслаждения.
