– Ведь вы не одна живете? А родители? – спросил Владимиров, размышляя о тонкостях женской логики и женского ума.
– Что родители? – отозвалась Татьяна, пожимая плечами. – Они уже три года как развелись, а мать в ночные смены часто работает.
– И вы утверждаете, что таблеток было четыре, и это суточная норма, – вновь обратился Владимиров к самому важному в этом допросе вопросу.
– Да, я положила ровно четыре. Подмешала в колу. Он всегда кока-колу обожал. Знала, что ведь всю выпьет.
– А где вы оставили таблетки? Остальные я имею в виду.
– Да у себя на кухне. На столе. Они у меня всегда в уголке лежат. Мама знает, не берет.
– То есть вы взяли колу и пошли к ребятам в квартиру? Что дальше?
– Да что дальше? – отозвалась Татьяна, к которой, по всей видимости, возвращалось самообладание. – Я пришла туда, позвала Славу и сказала, что прошу его посмотреть мой компьютер хотя бы минут на пятнадцать. Он вроде бы согласился. Я ему уже в коридоре колу протянула. Он сразу открыл, выпил. А потом взял и не пошел со мной… Сказал, завтра. А что завтра. Для него завтра это так и не настало!
– Да, – отозвался Владимиров, – для него завтрашнего дня уже не будет.
– И вы думаете, что это я его убила?! – вдруг возмутилась Токарева. – Да я эти таблетки с тринадцати лет пью. Пока еще жива. Не хотела я его убивать. Да и не смогла бы. Нельзя умереть от такой крошечной дозы.
– Он был пьян, – сухо заметил Владимиров.
– Знаю, – отозвалась Татьяна. – Я потом уже поняла, алкоголь и барбитураты – вещь мало не совместимая, но все равно даже при опьянении от четырех таблеток он не мог бы впасть в кому. Даже бы ребенок в кому от такой дозы не впал. А тут парень здоровый. Поэтому хоть вы хитростью и выбили из меня эти показания, но я буду настаивать на своем. Я положила в колу только четыре таблетки.
– Есть вероятность, что на суде вам не поверят, – также сухо заметил Владимиров. – Он недаром сказал про суд, хотел посмотреть на ее реакцию.
Но Татьяна даже бровью не повела. Вот характер-то. Или, правда, вины за собой не чувствует.
– Знаете что, – спокойно продолжил Владимиров. – Я дам вам бумагу. Мой совет: пишите явку с повинной. Укажите, сколько таблеток вы положили, все пишите, как считаете нужным. Я вам не отец и не судья, чтобы разбираться в ваших сердечных делах. Но одно могу сказать: Слава Коромыслов мертв, а мы с вами здесь сидим и ведем светскую беседу. Поэтому в мои обязанности входит допрашивать вас, даже если вам это кажется неприятным.
И закончив свою тираду, Владимиров протянул своей собеседнице чистый лист бумаги.
Она ближе придвинулась к столу и стала писать. Брови ее чуть приподнялись, все лицо было сосредоточено и как-то трагически красиво.
– Слишком много сильных женщин вокруг этого Горемысла-Вячеслава собралось. Вот и не поделили они его, – подумалось Владимирову.
Между тем его мысль работала интенсивно, как никогда. Очень похоже, что Татьяна говорила правду. Она могла на самом деле положить в колу всего четыре таблетки. Как жалко, что он не эксперт-медик, чтобы точно сказать, может ли алкоголь и четыре таблетки этого барбитурата довести человека до комы. А, может, у парня было что-то вроде аллергии и это усилило смертельный эффект? Сложно понять.
Межу тем Татьяна уже закончила свое послание. Она подняла на майора глаза, ее взгляд показался ему рассеянным и встревоженным.
– Что сама подписала себе приговор? – как-то небрежно произнесла она.
