Дыхание скандала - страница 3

Антигона от природы не была послушной, но когда мать рядом, мало что можно сделать, чтобы помешать лорду Олдриджу, который встал позади и склонился над ее плечами, надевая подвеску.

Еще меньше она могла удержаться, чтобы не дернуться, не подскочить, когда сухие пальцы лорда Олдриджа задели ее кожу, застегивая замочек. Словно паук пробежал по ее шее.

Мгновение, не больше. Но было такое ощущение, словно он… пробует ее на ощупь. Так в первый раз запрягают лошадь в карету. Как странно. И неприятно.

Антигона быстро отступила, но неприятное ощущение от его собственнического прикосновения не покидало ее.

Впервые в жизни она была сбита с толку и не знала, что сделать или сказать, чтобы восстановить самообладание. Подвеска с цепочкой была изящной и маленькой, но повисла на ее шее тяжелым грузом, непропорциональным весу, и давила на грудь как ярмо, достаточно тяжкое, чтобы заставить пульс заспешить.

Лорд Олдридж, со своей стороны, похоже, обрел хладнокровие и твердость. Его рот сложился в настоящую, хоть и кислую улыбку, словно он был доволен результатами своего маленького испытания.

– Подарок, мисс Антигона, состоит из двух частей. Первая даст вам возможность думать о своем отце. Вторая, надеюсь, заставит вас думать обо мне.

И лорд Олдридж подал ей старинное кольцо с «глазом возлюбленного»[5] – маленькое эмалевое изображение его левого глаза, сделанное в давние дни, когда такие символы любви были в большой моде, когда волосы его были каштановые, а не седые, и щеки не такие впалые, как сегодня.

Хотя подобные подарки когда-то считались изысканными, Антигона находила его отвратительным – это слишком интимный подарок для человека, с которым она только что познакомилась. Как он изворотлив, что добавил эту интимную и неприемлемую вещицу к совершенно благопристойной траурной камее. Изворотлив и дьявольски умен.

– Я заказал кольцо давно, на континенте, во время гранд-тура, и все эти годы хранил его как память.

– Оно прелестное, милорд. – Мать поспешно сказала то, что не могла выдавить из себя Антигона. – Правда, замечательный подарок, Антигона?

Антигона могла только догадываться о возрасте лорда Олдриджа, но его гранд-тур состоялся по меньшей мере двадцать пять, если не тридцать пять лет назад, поскольку всю жизнь Антигоны Англия по той или иной причине воевала с Францией. И только недавний мир снова сделал поездки на континент безопасными.

– Оно, должно быть, очень старое.

Мать снова сильно сжала локоть Антигоны, удержав от дальнейших прямолинейных комментариев.

– Я уверена, Антигона почтет за честь носить такой знак вашего расположения, – сказала она.

Антигона, со своей стороны, совсем не была в этом уверена.

Но лорд Олдридж, сколько бы ему ни было лет, не вчера родился. Его гордость требовала, чтобы последнее слово осталось за ним.

– Маленький сувенир, моя дорогая Антигона, с тем, чтобы вы знали, что, хоть наше соглашение не афишируется, я присматриваю за вами.

Когда его пристальный оценивающий взгляд прошелся по ней, словно сухая змеиная кожа, Антигона испытала всю полноту отвращения – холод, обдавая морозом, заскользил по ее коже, как вьюга по льду замерзшего пруда.

«Нет!» – хотелось закричать ей. Нет, нет, нет! Даже через сто лет. Никогда.

Ей хотелось сорвать подвеску, швырнуть ему кольцо и сказать, что именно он может делать со своим проклятым «глазом».

Но она этого не сделала. Она стояла посреди гостиной в оцепенении, застывшая, как надгробные статуи на кладбище, и хотела, чтобы вернулся отец. В молчании она с изумлением наблюдала, как лорд Олдридж и мать устраивают ее будущее.