Они оставили дверь открытой, чтобы насладиться прикосновением света и воздуха к обнаженной коже. Солнце уже почти село, и, хотя мир еще полнился его мерцанием, подобно тягучему меду, в нем ощущалось обещание ночного холода.
Внезапный порыв ветра хлопнул шкурой, натянутой на окно, и возникший сквозняк резко захлопнул дверь, неожиданно оставив их в полной темноте. Брианна охнула от испуга, Роджер издал удивленный возглас и спрыгнул с кровати, чтобы открыть дверь. Он широко распахнул ее, и девушка благодарно глотнула свежего воздуха и солнечного света, только теперь понимая, что, когда дверь закрылась, она бессознательно задержала дыхание, ощущая себя погребенной заживо.
Роджер, кажется, чувствовал то же самое. Он стоял в проходе, опираясь на дверную раму, и позволял ветру шевелить темную вьющуюся растительность на теле. Его волосы все еще были собраны в хвост, он не озаботился тем, чтобы распустить их, и Брианна ощутила внезапное желание подойти к нему сзади, развязать кожаный ремешок и запустить пальцы в их мягкую и гладкую угольную черноту, наследие какого-то древнего испанского моряка, что потерпел крушение у кельтских берегов. Не успела она обдумать такую перспективу, как обнаружила себя рядом с ним вытаскивающей веточки и крошечные желтые сережки из его локонов. От ветра или от ее прикосновений он задрожал, но его тело оставалось теплым.
– У тебя загар фермера, – сказала она, приподнимая волосы с шеи и целуя там, где начинался затылок.
– Что ж, разве я не фермер?
Кожа под ее губами чуть дернулась, как на спине у лошади. Его лицо, шея и предплечья побледнели за зиму, но были по-прежнему темнее, чем спина и плечи. Возле талии все еще виднелась линия, отделяющая торс цвета мягкой оленьей шкуры от неожиданной бледности ягодиц. Она накрыла их ладонями, наслаждаясь крепостью и полнотой мышц. В ответ он глубоко вдохнул и откинулся назад, так что ее грудь прижалась к его спине, а подбородок опустился к нему на плечо, чуть выдаваясь вперед.
Солнечный свет едва теплился. Последние длинные лучи прорывались между каштановых деревьев, и нежная весенняя зелень их листвы вспыхивала холодным огнем над удлиняющимися вечерними тенями. Весна брала свое: птицы сидели в кронах, стрекоча и переговариваясь. Пересмешник заливался в соседнем лесу, это было попурри из трелей, плавных переливов и странных завываний, которым, как ей подумалось, он наверняка научился у кота ее матери.
Воздух становился холоднее, и ее руки и ноги покрылись мурашками, но тело Роджера, к которому она прижималась, по-прежнему было теплым. Она обвила руками его талию и стала играть пальцами с густыми завитками, что начинались чуть ниже живота.
– На что ты смотришь? – спросила она мягко. Роджер не отрывал глаз от дальнего края заднего двора, где из леса выбегала тропинка. Ее начало было уже укрыто сумерками и тенями высоких елей, но на ней никого не было.
– Жду, не появится ли змей с яблоками, – ответил он, засмеялся и прочистил горло. – Ты голодна, Ева?
Он опустил руку, и их ладони сплелись.
– Немного. А ты?
Он должен был умирать от голода, в последний раз они только немного подкрепились в полдень.
– Да, но… – Он оборвал предложение, как будто смутившись, и крепче сжал ее пальцы. – Ты подумаешь, что я сошел с ума, но… Ты не против, если я пойду и заберу маленького Джема сегодня вечером, вместо того чтобы ждать утра? Просто мне спокойнее, когда он с нами.
