– Ты потерял сознание. Ты что-то чувствовал перед этим? Злость, ярость? – предположил он.
– Ага. А ты откуда знаешь?
– А что ещё ты должен был чувствовать после драки? – ответил отец. – Раньше случалось что-то подобное? Когда ты жил с матерью?
– Нет, по крайней мере, я не помню ничего такого.
– Думаю, эти подонки тебя сильно избили, поэтому ты потерял сознание в лесу, – уже серьёзно сказал отец.
– Не так уж сильно меня избили, как тебе кажется. Тебя не удивляет, почему я потерял сознание именно в лесу, а не сразу, возле школы?
– Ну, ты видно был в горячке, знаешь в такой боевой горячке, которая иногда бывает у солдат на войне – они тогда не чувствуют ни страха, ни боли. А в лесу ты успокоился, расслабился…
– Я помню, что не успокоился. Наоборот, очень сильно напрягся, разозлился, впал в бешенство. За всю свою жизнь со мной ничего подобного не происходило. Никогда не испытывал такого сильного гнева. Именно тогда потерял сознание от боли, которая внезапно скрутила меня. Мне кажется, что своим гневом я сам запустил разрушение, отчего меня стало ломать изнутри. Похоже, на какой-то припадок.
– Нет, – прозвучало одно лишь слово.
– Нет? – я всмотрелся в лицо человека, с которым меня ничего не связывало, кроме кровных уз. Я едва осознал, что сегодня я с ним говорил и произнёс слов едва ли не больше, чем за всё время нашего с ним знакомства.
Отец ничего не сказал, только долго и пристально посмотрел в глаза, пытаясь что-то там разглядеть. Его лицо было печальным.
– Давай поедим, – сказал он, чтобы уйти от неприятной темы, и поставил на стол дымящееся блюдо с тушеным мясом, от которого исходил пьянящий аромат.
Я был голоден, будто неделю не ел. Набросившись на свою порцию, уничтожил её в мгновение ока. Отец не успел даже глазом моргнуть.
– Аппетит у тебя хороший, – сказал он, хмыкнув. – Значит и со здоровьем будет всё нормально.
Прошла неделя. Пока с моего тела не исчезла расписная "хохлома", и лицо не приобрело нормальный вид, я скучал дома.
С каждым днём тело наливалось силой, движения приобретали былую лёгкость, и о том, что произошло, ничто бы не напоминало, если б не глаза с полопавшимися капиллярами, хотя на качество зрения это не влияло.
Всю неделю ничего не делал, только спал и ел, ел и спал. А в остальное время, когда уже не мог ни есть, ни спать, слонялся по лесу, который невероятным образом стал моим прибежищем, с непреодолимой силой зовущим меня домой. От своих мыслей я мог отключиться только там, под сенью густых ветвей. Воедино сливаясь с природой, часами бродил по извилистым тропинкам, пробирался прямо сквозь колючий кустарник, впитывал в себя лесные запахи и звуки, лежал на земле и смотрел на узорчатый свет, пробивающийся меж густых ветвей.
По вечерам у меня повышалась температура, тело горело, я принимал парацетамол, но он, кажется, совсем не помогал. Ложился, всю ночь горел и просыпался утром разбитым и больным.
Когда первый раз проснулся в лесу ранним утром, мокрый от росы – сказать, что удивился, значит, ничего не сказать – был растерян и оглушён. Но чувствовал себя идеально, выспавшимся и отдохнувшим. Как я оказался здесь? Я что, сам пришёл и уснул среди переплетения корней? Не мог поверить, пока следующим утром всё повторилось снова, а потом опять. То есть, я начал ходить во сне. Ложился спать вечером в свою постель, а потом каким–то образом перемещался в лес.
