Дым под масками - страница 20
О своих чародейских способностях Штефан не вспоминал уже лет пятнадцать. Сначала в его комнате трескались стекла газовых светильников, потом под его окнами стали появляться кротовые норы и мертвые птицы. Тогда Штефан испугался. Решил, что герр Виндлишгрец пробудил в нем какие-то темные силы, что ему придется становиться военным и придумал еще много какой-то чепухи.
Его свозили в город. Обследование проходило в госпитале, а не сыром подвале, который он успел нафантазировать. Улыбчивая женщина в белом бархатном сюртуке сказала, что у него нет никаких способностей, и этот короткий всплеск пройдет сам через пару лет, а пока ему стоит полгода попить специальную микстуру и ни о чем не волноваться.
«Молодые люди часто сталкиваются с неконтролируемыми вспышками, – подмигнула она. – С колдовством так же. Считайте это гормональным сбоем».
С тех пор о мертвых птицах и разбитых светильниках напоминала только отметка в удостоверении. И вот такие люди, чувствовавшие в нем способности. Обычно это звали «изъян».
– Вы, наверное, были очень разочарованы?
– Чем? Тем, что у меня не нашли способностей? Я в первый же выходной поехал с наставником в Колыбель и оставил там все сбережения в благодарственное пожертвование.
– Все хотят уметь колдовать, – заметил Готфрид.
– Нет, герр Рэнди. Все чародеи думают, что остальные хотят колдовать. Я видел слишком много чародейского… бессилия.
Герр Виндлишгрец зажимает рану полой набрякшего кровью мундира. Нор Гелоф, мастер мороков и иллюзий, путешествовавший с их труппой три года, корчится на земле, пытаясь выцарапать себе глаза. Его рвет кровью, прямо на мягкую весеннюю траву. Штефан так и не узнал, какой морок заставил его отравиться. И не хотел знать.
А вот совсем юная Хезер рыдает, вытирая слезы пестрой шалью. Ее предсказания начали сбываться и она боится, что это пробуждается сила, которая поглотит ее разум.
Штефан не знал человека, которому чародейская сила принесла бы счастье. И подозревал, что Готфрид не просто так надел белую шелковую петлю.
– Значит, вы не видели ни хороших проповедей, ни хороших чародеев. Может, мне удастся это исправить, – улыбнулся Готфрид. – В море опасно, герр Надоши.
– Надеюсь, вы имеете ввиду проповедь, – проворчал Штефан, потушив окурок о борт. – Спокойной ночи, герр Рэнди.
В трюм он спускался уже без всякого страха. Когда он лег, Хезер, не просыпаясь, попыталась накинуть на него пальто.
«Маленькая женщина с пустой крысиной клеткой, ну надо же», – с усмешкой подумал он, закрывая глаза.
Глава 4
Портреты, которые мы выбираем
Канареек Хезер выпускала полетать по одной. Штефан не представлял, как она их различает, но верил, что вылетают не одни и те же птички.
Он лежал на все тех же мешках, смотрел, как мечется в полутьме желтое пятнышко, и старался не думать о воде и некстати разыгравшейся морской болезни.
– Они меня почти не слушаются, – пожаловалась Хезер, в третий раз постучав пальцем по дверце клетки, чтобы загнать канарейку.
– В Гардарике должен быть чародей, который этим занимается. Либо снова зачарует этих, либо новых купим… если будет на что.
– Я к этим привыкла, – вздохнула она. Канарейка наконец вернулась в клетку.
– Это птицы, Хезер. У них мозгов ровно столько, чтобы в деревья не врезаться.
– Много ты видел людей умнее моих канареечек?
Штефан, усмехнувшись, поднял руки. Возразить было нечего.
– Ты по-гардарски хорошо говоришь? – сменила она тему.