– С чего ты взял? – сама не ведая, изобличала она себя, – я честная и порядочная девочка, – уверяла она с улыбкой, далеко не порядочной.
Разве я об этом? Ее жизнь война, война с собой, в которой нет и не может быть победителей и проигравших. Она росла в христианской семье, где с детства учили тому, что прелюбодеяние – смертный грех. С другой стороны, она была слаба, ее самооценка нуждалась в постоянной подпитке извне. Ей нравилось быть желанной, моей эрекции ей со временем не хватало, ей нравятся восхищающиеся ей взгляды, мужчины с текущими слюнями, эрекцией. Ей нравятся армии онанистов, шныряющих по просторам инета, иначе как объяснить периодически обновляемые ее ню-фотосессии на vk.com?
На столе стояли две парящие чашки с фасолью и мясным гуляшом, украшенные листьями салата и петрушки. С выжидающей улыбкой она смотрела мне в глаза.
– Выглядит потрясающе!
– Я старалась.
– Спасибо, Ир.
– Ну, всё, давай кушать, приятного аппетита, – суетливо сказала она.
И это каждый день! Каждый день таким образом она искупала придуманную ей вину, за мое молчание, рога, за то, что она невероятно хитрая и коварная, отловила меня такого покладистого, ничего не знающего оленя, которому накинула лассо на рога, затащила в стойло, где я счастливо мычу.
Весь ужин мы молчали, слушая, как пережевывается пища во рту друг друга. И каждый ковырялся в том дерьме, что представляла наша совместная жизнь.
Я вымыл посуду под ее пристальным взглядом, как обычно, она пыталась препятствовать этому. Открыл окно под рассказы бесконечных анекдотов, ежедневно происходившие в ЦУМе. Закурил. Она рассказывала о пьяном мужчине, который купил ДОРОГУЩИЕ серьги двум девушкам из ювелирного салона, не зная их абсолютно! В отделе джинсов он получил отказ от продавца, молодой девушки, дать ему номер телефона и обещания поужинать с ним, видимо, потому, что он был выпивший, сел на пол и сказал, что уйдет только с ее номером и согласием отужинать.
– Коль, там такое началось…
Я потушил окурок.
– Пойдем в зал.
Мы сели на диван, она с огнем в глазах продолжала рассказ о том, что там началось. Постепенно ее болтовня перешла в монотонный гул, в котором невозможно выделить слова и фразы, отдаляясь от меня и не касаясь моих перепонок. Я вижу ее шевелящиеся красивые, пухлые, немые губы. Ее глаза, наполненные огнем, не способным обжечь и согреть кого-то. Я встаю с дивана, впиваюсь в ее рот, она мне отвечает, ее халат падает на пол. Мои пальцы в ее узком, влажном, горячем влагалище. Она опускается на колени, быстро справляется с брюками, сжимает мошонку, лижет головку члена. Берет меня за ягодицы и жадно заглатывает член. Я поднимаю ее, поворачиваю к себе спиной, она встает коленями на диван, выгибает спину, подставляя мне сочащееся влагалище. Вхожу и начинаю с остервенением трахать ее, взяв за волосы. Думаю о задней стойке, которая со вчерашнего дня застучала, о вечно лживом автослесаре, который скажет, что мне придется долго ждать, пока ее привезут. Доплачу ему, и вопрос решится моментально. Всем нужны деньги! И слесарям тоже. Трахаю ее долго, с меня бежит пот, она уже не стонет, а мычит, жадно хватая воздух, уткнувшись лицом в угол дивана. Ее тонкие, длинные пальцы упираются мне в живот и в ногу, безуспешно пытаясь контролировать мой натиск. Кончаю, содрогаясь всем телом, отпускаю ее, она валится на бок, тяжело дыша.
