Среди пустых пивных бутылок она отыскала недокуренную сигарету и чиркнула зажигалкой.
– Что случилось, сегодня же выходной, пошли всех нахер, останься, давай еще трахнемся или поспим, – она улыбнулась и выпустила дым. Пошли нахер этого Джима!
– Не могу, – коротко ответил Арон и прикусил губу, он раздражался, собирая шмотки и застревая в них.
– Да что, блять, случилось, на тебе лица нет! – завопила она.
– Говорю же, блять, не могу! – закричал на нее Арон.
Молли притихла. Арон собрал вещи и вышел.
– Пока, – сказал он ей на прощание.
– Козел, – кинула она тихо ему вослед.
Первым делом Арон промок, залив ботинок водой. Полицейский грубо выругался и сел в свою машину, завел ее, включил вентилятор, чтобы сдуть сырость с лобового стекла и направился в сторону участка.
В машине трещало радио. Он включил рацию, тем временем свет в городе вновь погас.
Арон был грубым и пошлым, но он был хорошим копом, это все и решало, на остальное все закрывали глаза, даже на его грязь и похоть.
Погода все еще была ужасной, конечно, не ужаснее чем это захолустье с дымящими трубами, но она захватила умы всех жителей, все думали о проклятом ливне, ветре и лужах.
Все думали о воде и все боялись ее, кроме Уэсли. Парню было плевать на погоду, она была ему на руку. Ни один лишний хер не сунется на улицу или по своим делам, поэтому он мог творить всё что хотел. Хаос был его стихией, если бы начался конец света, то Уэсли был бы по уши рад.
Уэсли кончил. Он завалился на спинку дивана и обнял холодный труп и рассмеялся с улыбкой на лице.
– Как тебе такое нравится, подружка? – спросил он у трупа, затем подобрал с журнального столика пачку сигарет, выкурил одну и затушил о тело.
Труп уже остыл и Уэсли не получал уже такого удовольствия, когда труп женщины был еще теплым. Холод перестал его возбуждать, он чувствовал пустоту во влагалище, какую-то резиновую кожу.
Раньше он такого не проделывал. Что-то щелкнуло в голове и перевернулся мир, словно внезапно пошел дождь, кто-то открыл задвижку сверху. Уэсли чувствовал какого-то нового Я внутри себя, какого-то голодного червя. Парень не ощущал себя прежним – это был и не он. Чужой Уэсли подхватил настоящего Уэсли и открыл в нем все самое гадкое, но как?
Уэсли думал об этом, но не понимал ничего, ему вдруг стало похер. Кто-то словно управлял им, кто-то невидимый и без видимых усилий. Уэсли смирился, но мысли о том, что подвигло его на извращения он отгонял прочь.
– А что скажет твой муженек? Он вроде не против, если я еще разок тебя трахну, сука, или вздерну на тебя? Все равно света нет! Но есть что пожрать! Ящик не работает, блять, – Уэсли рассмеялся, – что за погода! Ну и скука. И что мне с тобой делать? Ты особо не болтливая мамзель, – Уэсли вновь рассмеялся, теперь над собственной шуткой.
После того вечера они с Карлом разбежались. Измокший и продрогший Карл бежал домой, не обронив ни слова, залез в ванну и долго сидел, вспоминая, как Уэсли заставлял его трахать труп Шелби, угрожая ножом. Его друг боялся и плакал.
Карл был говнюком, но не маньяком и насильником! Паренек ненавидел и любил Уэсли, но теперь только возненавидел и не хотел его видеть больше никогда.
Уэсли же пошел гулять в хорошем расположении духа. То, что они сделали с трупом, как он считал, отвлечет копов и тем более дождь смоет следы. По крайней мере, парень был в этом убежден, в отличии от Карла.
