Пия прицелилась, взмыла. Достигнув придела полёта, утица приблизилась к цели, но смогла только наполовину перевалиться через борт. Лодка оказалась плохо закреплённой, и девушка неуклюже завалилась своим ве́рхом внутрь, забыв снаружи болтавшиеся в воздухе ноги.
– Кувырок! Ты не проделала кувырок страсти, моя Жваю́ Бланш[7]. (Так, по неуверенным словам самого Ивона, он прозвал любимую за «живые карие глаза». Но Пия не поверила, догадавшись, что это в отместку за ненавистного ему могучего фенека.) Дерзай же!
– Дер… – Визжа провалилась в шуршащий ворох Пия. – Дерзаю. А-а-а-а! – вдруг завопила она.
– Всё в порядке?
– Да. А-а-а! А-а-а! – продолжала она вопить.
– Ты чего вопишь! – спросил Ивон, ведь его ненаглядная сильно вопила.
– Мне просто не нравится, когда ты говоришь на меня Жваю Бланш. Как ужасно, а-а-а!
– Всё, всё! Не называю. Мир?
– Мир! таинственный привратник Ширака. Где я? В чём я? Это… это цветы?
– Цветы, масса цветов, моя Бижу́!
– Ху-ху[8]? – похвасталась английским Пия.
– Бижу – моя драгоценность. Eres mi estrella preferida, hermosa y unica en la oscuridad de la noche![9] – скороговоркой выдал заготовку Ивон и, торжественно закричав «mon amour, mon bonheur![10]», с разбега «нырнул» вслед за любимой.
Глаза у Пии привыкли, и лодка обернулась чудесным гамаком, засыпанным букетами. От волнения, что ли, молодые начали с жаром, со всей душой, как бы сказать помягче… миловаться, что ли. Но тут будто бы кто-то кашлянул – и они замерли.
– Ты слышал? – встрепенулась Пия-лань.
– Не-а, – а ты?
– Да вроде нет, – облегчённо вздохнула девушка.
Жиль спокойно просунул ей под шею руку, и они, обнявшись, загляделись на дремавший ламповый парк и глубокое небо. Головы кружились от разноцветных ароматов, звезды с луной падали вниз светом, на всём оседая тонким серебристым отливом. Не хватало только золота…
– Пия, любимая… – Тут парень поперхнулся пересохшим горлом.
– Чего, Жиль? И тебе винца захотелось?
– Ох, да! Твою мать! …то есть один момент! – Он закопошился в ногах. – Вуаля, коньяк!
– Спасибо тебе, Жиль, – серьезным тоном поблагодарила Пия, – ты спас нас от трезвого отупеоза. Я тоже вся на нервах – но пить не буду. У меня тут сок в клатче – подай.
Дальше шли какие-то тихие переговоры под звяканье стекла о зубы Жиля.
Через некоторое время парк охренел от возгласа: «Да, да!!! Я стану отцом!!!»
«Отца», судя по всему, закулисно поправили, и возглас переменился: «Ура! Я уже отец!!!»
Эхо разнеслось по округе, почему-то выбрав слово не «отец», а «уже».
– Вот это скорость! – послышалось издалека.
– Мужик! – поддержали из окна. – И ночь уже!
– Простите, событие всё-таки! – крикнул в пустоту Ивон.
В ответ ничего не последовало. Но из кустов, минуту поразмыслив, кто-то чуть слышно хмельно промычал: «Была вина, да прощена».
Снова всё стихло, и снова запахло отсутствием золота.
– Пия… любимая, – опять начал он, – пора завязывать…
– О! Я тоже хотела вам с Этьеном предложить поменьше тяпать, а то совсем уж…
– …пора завязывать с холостяцкой жизнью.
У Пии спёрло дыхание и вспыхнуло лицо. Он отсел назад, ловя равновесие, и, оттолкнувшись от дерева, качнул «лодку»:
– Давай отправимся с тобой на общем, семейном, – особенно выделил он, – судне…
– Лодке, – поправила она.
– …лодке, по всей жизни, рука об руку…
– …колено к сердцу, – поддержала она, ласково прислонив к нему мениск.
– …деля все радости и невзгоды до самой старости, чтобы ты в конце концов применила ко мне что-нибудь получше, чем фенек. А я уж заслужу.
