Глаза Ракеллы блеснули.
– Спасибо… дедушка.
У Вориана перехватило дыхание.
– Я горжусь тобой, Ракелла. Я так горд, что не могу выразить это никакими словами.
– Я не привыкла выслушивать такие комплименты. – Она стеснялась признаться, что польщена его похвалой. – Особенно ужасно, когда я вижу, скольким больным я не могу реально помочь, сколько их умерло, несмотря на мои усилия, когда я вижу несчастных сломленных людей, которые не имеют ни надежды, ни шансов когда-нибудь выздороветь. Даже когда болезнь проходит, большинство пациентов остаются инвалидами на всю жизнь.
Он взял внучку за плечи и заглянул ей в глаза.
– Но я все равно горжусь тобой. Мне надо было найти тебя намного раньше.
– Спасибо и на том, что ты потрудился найти меня сейчас. – Хотя и испытывая некоторую неловкость, она заговорила с прежней напористостью: – Если ты действительно сможешь улететь с Пармантье, то улетай прямо сейчас. Я молю Бога, чтобы ты не заразился и благополучно добрался до Салусы. Будь осторожен. Если… если ты все же заразился, то инкубационный период очень короткий, и болезнь разовьется до того, как ты успеешь долететь до ближайшей планеты Лиги. Но если ты заметишь проявления болезни, то не надо рисковать и…
– Я все понимаю, Ракелла. Но даже если карантин, наложенный на Пармантье, не будет нарушен, то я боюсь, что Омниус уже отправил вирус на другие планеты. Машины любят действовать с запасом. – Он увидел, как вздрогнула Ракелла, когда до нее дошел смысл его слов. – Если это так, то ваш карантин не сможет спасти остальные планеты Лиги. Предупреждение их и рассказ о том, чего ты и доктор Сук уже добились, может сделать для защиты человечества много больше, чем любой карантин.
– Тогда поспеши. Мы будем вдвоем изо всех сил бороться с этой новоявленной чумой.
Вориан сел на борт «Мечтательного путника» и стартовал с Пармантье, установив координаты Салусы. Он без труда проскочил мимо сторожевых орбитальных постов, на которых практически не осталось людей, и с тревогой подумал, что, кроме него, это может сделать кто угодно. Ему было грустно, когда он покидал эту несчастную планету, и он мог только надеяться, что еще увидится с Ракеллой.
Мысленно он снова и снова представлял себе ее застенчивую радость, когда она услышала, что он гордится ею. В тот момент – столь же эфемерный, сколь и прекрасный, – он понял, что ради одной этой улыбки стоило совершить это долгое путешествие.
Но теперь его ожидал другой долг перед человечеством.
Если мы позволим себе стать чересчур гуманными, признаемся в слабости любви и сочувствия, когда это наиболее опасно, то сделаем себя уязвимыми настолько, что позволим мыслящим машинам полностью истребить нас. Да, человеческие существа обладают сердцем и душой, которых нет у проклятых роботов, но мы не можем допустить, чтобы сердце и душа стали причиной нашего поголовного вымирания.
Квентин Батлер. Из письма сыну Фейкану
Вернувшись домой после освобождения Хонру, Квентин Батлер на некоторое время отправился в Город Интроспекции навестить жену Вандру. Она, как обычно, не реагировала на окружающее и хранила безмолвие, но закаленный в боях примеро любил просто сидеть рядом с ней, уверенный, что доставляет ей радость одним своим присутствием, получая взамен такое же чувство. Глядя в лицо Вандры, он по-прежнему видел ее прекрасные черты, тени прошлых счастливых времен. Он говорил с ней, рассказывал о том, что делал во время последней своей миссии, говорил о семье Рикова на Пармантье.
