Во-первых, потому что не позже сегодняшнего вечера ему необходимо отправить макет очередного номера газеты в типографию. Ведь он, непосредственно занимаясь редактированием «Лимонки» уже полгода, так гордился тем, что она всегда выходит строго по графику, день в день. Сейчас, в канун старта предвыборной кампании, регулярность выхода особенно важна.
А во-вторых, и Евгений Сергеевич понимал это совершенно ясно, он – исполняющий обязанности руководителя партии радикалов-революционеров, не может вот так откровенно выпрашивать милостей высокомерных КПРФовских бонз.
«При таких раскладах, – размышлял он, – мне остаётся только одно: попробовать остановить Зюгу на ходу, по дороге к машине, и передать ему письмо от Лимонова».
Он опустил голову, с силой прикусил губу.
«Но это как-то… Чёрт побери, унизительно что ли!»
Большие, искусно отделанные настенные часы над секретарским столом мерно отсчитывали время его томительного ожидания. Чтобы хоть чем-то занять себя, Евгений Сергеевич прислушивался к их тихому равномерному тиканью, даже пытался наблюдать за движением точёной секундной стрелки на циферблате. Но глаза его быстро устали, и тогда он перевёл взгляд на широкий подоконник, где раскинуло пышные листья какое-то неведомое ему тропическое растение.
Дверь, ведущая в кабинет, внезапно распахнулась, и оттуда вышел человек с партийным значком на лацкане пиджака, такой же плотный и упитанный, как и тот, что приносил документы.
– Скоро заканчивают? – осведомилась секретарша.
– Минут через сорок. Потом сразу в Думу едем, на заседание комитета.
Она понимающе кивнула.
– Просил никого к нему не впускать, – обронил он, направляясь к выходу. – И так дел по горло.
Секретарша кивнула вновь, окинув Евгения Сергеевича предельно красноречивым взглядом. Впрочем, это было излишне. Не успел стихнуть звук удаляющихся по коридору шагов, как он поднялся на ноги:
– Я, к сожалению, не могу больше ждать. Но вы передайте, пожалуйста, Геннадию Андреевичу вот это письмо.
И он положил перед ней белый прямоугольный конверт.
– Это письмо от Эдуарда Лимонова. Речь идёт о выборах в Дзержинске.
Она взяла незапечатанный конверт в руки, скользнула по нему беглым взглядом.
– Пожалуйста, лично в руки. Это важное письмо. Очень важное.
Та снова перевела взгляд на Евгения Сергеевича, глядя пристальнее, чем обычно. И даже переспросила:
– По поводу выборов?
– Да, по поводу выборов. По Дзержинскому одномандатному округу.
– Передам, – и она отложила конверт в сторону.
Вежливо поблагодарив, Евгений Сергеевич выскользнул из приёмной. Но теперь его уже мало волновало: передаст она письмо, не передаст…
«Чёрта лысого они снимут. Чёрта лысого», – без конца повторял он под нос, выходя на улицу.
Погода за это время успела изрядно испортиться, и в тихом воздухе теперь плавно оседали белесые, рассыпчатые хлопья. Пока Евгений Сергеевич шёл обратно к метро, его шапка, плечи и особенно борода основательно побелели.
Работа в Дзержинске закипела.
Каждое утро начиналось здесь теперь почти одинаково. В начале восьмого, ещё в мутных, седых сумерках, заливался, призывно дребезжа на всю квартиру, старый будильник, и над застланным одеждой, одеялами и спальными мешками полом, недовольно ворча, приподнимались смурные лица.
– Что уже, да? Уже? – бормотал кто-то, превозмогая сон.
Первым на ноги, как правило, вскакивал Глеб, чтобы поскорее отключить этот донельзя раздражающий его тягучий и противный перезвон. После чего машинально ложился опять на заменявшую постель развороченную куртку, но глаз больше не закрывал, а только громко и долго зевал во весь рот, растирая ладонями лицо.
