– Но, признаюсь, я был уверен, что вы предпочтете Небу Бездну, – сказал он, смягчая высокопарность улыбкой. – Предпочтете не белого, а черного ангела. Или приобретете обе картины.
– Последнее было бы для вас предпочтительней, – усмехнулась Дображанская.
– Я не ожидал таких горячих торгов. Не думал, что Вильгельм Котарбинский вызовет подобный ажиотаж… Имя известное, но только любителям. Скажу по секрету, в старой киевской семье, где я нашел его сепии, хранилось не две, а три работы художника. Но с третьей владельцы не пожелали расстаться. И я понимаю их. Это магическая, ирреальная вещь. Она так и называется – «Тайна». Однако теперь, когда члены семьи получат такую серьезную прибыль, я полагаю, «Тайна» станет гвоздем нашего следующего аукциона. Если, конечно, они эту прибыль получат, – хозяин озабоченно покосился на Катиного соперника. – Всегда, всегда жду вас в нашем Доме, – послал он Катерине последний галантный кивок. – Не обязательно ждать аукциона, заходите почаще…
– Непременно зайду.
Дображанская вышла на улицу в смешанных чувствах. Сердце снова кольнуло. Неприятно. В остальном – она и сама не могла понять причин крайнего своего беспокойства. Ей страшно смотреть на людей? Жалко соперника или все-таки денег? Или жалко, что пришлось купить худшую картину вместо лучшей? Потому ее так растревожило упоминанье о третьей работе – возможно, она могла примирить Катин вкус и Машину любовь к серафимам… Стоило расспросить поподробней? Может, вернуться назад?
Ветер поднял желтые листья с земли и закружил их воронкой – она походила на Катино кружение чувств. Среди летящих листьев блеснула брошенная кем-то конфетная бумажка. Сердце пронзило иглой, и вместе с болью пришло понимание:
«Дело не в этом. Дело в серьгах художницы. Я хочу их купить! Но не могу. Потому пытаюсь соврать себе, что не хочу… чтоб не думать о них!»
Как и огненной даме, оценившей Катину брошь, Дображанской хватило и взгляда, чтоб понять: человек мира Виктория Сюрская такая же, как и она, фанатка, влюбленная в свои украшения, и просить ее продать их – бессмысленней, чем выпрашивать душу. Не исключено, что с душой она рассталась бы намного быстрей, если, конечно, у любительницы сменных мужей и бриллиантов еще осталась в наличии душа.
Катя точно нащупала причину печали – напряжение сменила тоска, а перед взором всплыло ухо заезжей миллионерши – сережка, глядевшая на Катю живым человеческим зрачком. Чистейший бриллиант словно строил ей глазки… Если эта Виктория Сюрская не продаст их ей!..
У Кати возникло бесконтрольное желание пойти и перерезать художнице горло. Забрать серьги силой… Призвать Силу Киевиц! Неодолимость желания испугала ее саму. Откуда такая кровожадность? Что происходит?..
«Даша в чем-то права, я схожу с ума на почве драгоценностей. Это сродни наркомании. Но я хочу эти серьги! Я хочу их!» – по-видимому, она произнесла это вслух – и сразу услышала:
– Опять драгоценности? И как ты еще не разорилась?..
У ее черного вольво стояли Даша Чуб и Акнир.
– Что вы здесь делаете? – Катя вдруг страшно обозлилась на Дашин балаболистый и излишне острый язык.
– Ой, – вздрогнула та. – Я язык прикусила… Так больно… До крови…
У Кати потемнело в глазах. Она испуганно наклонилась к машине – вышколенный шофер Гена мгновенно опустил стекло и протянул ей очки.
– А это чё за маскировка еще? – не уразумела Землепотрясная Даша.
