В ней поистине было нечто притягательное или, скорее, затягивающее, заставляющее пристально всматриваться в полотно, вдумываться в каждую мелочь.
Ночь. Озеро или река. В воде на высоких сваях стояла избушка-часовенка с крестом на крыше и деревянной лестницей, уходящей прямо в воду. Из часовни лился умиротворяющий тихий свет. А из вечерней воды выступало почти неразличимое в темной ряби чистое и прекрасное лицо утопленницы… Лицо Ирины Ипатиной.
– Мир, – позвала Катерина, – пожалуйста, распакуй мою «Тихую ночь».
Мирослав быстро и ловко снял бумагу и бечевку с картины, прихваченной Катей из Аукционного Дома, и поставил «В тихую ночь» рядом с «Тайной».
И только теперь Катерина заметила, что в «Тихой ночи» на дальнем плане горит огонек. Огонь той самой часовенки!
«Это и правда комикс – графический роман! Девушка тонет, тело всплывает, а душа улетает вместе с туманом… Но где же в этой истории место Ангелу Бездны? И где она утонула? Много ли в Киеве часовен в воде?.. Много ли Виктория попросит за серьги? Я готова отдать за них… все. Все, что угодно!» – осознание настолько потрясло Катерину, что она замерла.
– Они прекрасно смотрятся вместе, – отметила Сюрская, разглядывая обе работы. – Хотите, я уступлю вам «Тайну»?
– Вы же только час назад купили ее, – удивилась Дображанская.
– Такой уж я человек, – самоиронично сказала художница. – Не выношу, когда кого-то или что-то уводят у меня из-под носа, – показала она на отвоеванную Катей на аукционе «Тихую ночь». – А стоит получить – сразу остываю. И в личной жизни все так же. – Она снова прилипла взглядом к Миру. – Наверное, у меня всего одна настоящая страсть…
– А почему вы не пожелали купить «Духа Бездны»?
– Не знаю, как вам объяснить, – сказала Виктория. – В нем есть что-то нехорошее… Какое-то неприкрытое обнаженное зло. Неподдельное. Я тоже художник, я знаю, о чем говорю. Дух Бездны – не аллегория, тот, кто писал его, видел то, что он пишет.
– А чем вам тогда не угодила она? – Катя показала на «Тайну». – На вид она сущий ангел.
Художница посмотрела на картину:
– В этом ангеле тоже есть нечто… сомнительное. Я предпочла бы избавиться от нее.
И Катя подумала, что «человек мира» правá – сейчас, когда она глядела не на открытки, а на оригиналы работ, лежащая в воде и воспарившая над ней дева смотрелась иначе. Из-под белизны ее кожи словно проступала какая-то тьма.
И сразу вспомнился Гоголь, игры утопленниц и та из них, что оказалась злой ведьмой: «…тело ее не так светилось, как у прочих: внутри его виделось что-то черное».
– Я подумаю над вашим предложением. А пока вы разрешите мне сфотографировать «Тайну»? – Катя достала из сумки мобильный телефон.
– Только если вы поможете мне уговорить этого красавца позировать мне. Ну, позвольте мне сделать хотя бы эскиз. Хотите, я встану пред вами на колени? – с шутливой мольбой обратилась художница к Мирославу.
– Тогда окажите и мне услугу. Продайте мне ваши серьги. Те, что были на вас во время аукциона. – За всю свою жизнь Катя поступала так прямолинейно и глупо всего раз, когда в десять лет сама призналась в любви однокласснику.
С полминуты Виктория молча изучала Дображанскую.
– Знакомо ли вам выражение «золотая лихорадка»?
– Конечно.
– Есть и бриллиантовая, – удостоверила Сюрская. – Я поздравляю вас, вы ее подцепили. Что вы готовы дать мне за них? – на миг в ее глазах мелькнуло презрение. И знание. – Я угадаю: все, что угодно! Настоящие камни всегда действуют так. Они овладевают человеком. За это я и люблю их… Они и есть моя настоящая страсть. И вы должны понимать меня как никто. Давайте проверим. Я не готова продать вам серьги, но могу поменять их на брошь или одно из колец, в которых вы были на аукционе!
