– Конечно, – ответил он. – Только позвоните.
Телефонный разговор окончился, все формальности и приличия были соблюдены, отношения сохранены. Второй звонок раздался через десять минут. Звонил отец, и она почувствовала в его голосе беспокойство.
– Знаешь, тебе не следовало браться за это дело, – начал он.
– Мне было не из чего выбирать, – оправдывалась Хелен.
– Поражение может обернуться победой, если ты догадываешься, что я имею в виду.
– А победа – победой.
– Нет, победа станет поражением. И ты должна это понять.
– А ты когда-нибудь брался за провальное дело?
Отец помолчал, а затем пустился в разведку.
– Джек Ричер тебя нашел? – спросил он, что означало: стоит ли ему волноваться?
– Он меня нашел, – сказала Хелен, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и легко.
– Он представляет интерес? – задал новый вопрос прокурор, пытаясь понять последствия появления Ричера.
– Должна сказать, что он дал мне серьезную пищу для размышлений.
– Может быть, сейчас обсудим?
Эти слова имели подтекст: «Пожалуйста, расскажи мне о нем».
– Скоро обсудим. Когда придет время…
Отец и дочь еще немного поговорили и условились вместе пообедать. Он предпринял новую попытку вроде «пожалуйста, скажи мне». Она ничего не ответила. Затем оба повесили трубки, и Хелен улыбнулась. Она не соврала. На самом деле даже не блефовала. Но почувствовала себя участницей процесса. Юриспруденция была игрой, и, как в любой игре, в ней имелась психологическая составляющая.
Третьей позвонила Розмари Барр, из больницы.
– Джеймс приходит в себя, – сообщила она. – Он закашлялся и выплюнул дыхательную трубку. Выходит из комы.
– Он говорит?
– Доктора сказали, что, возможно, заговорит завтра.
– Он будет что-нибудь помнить?
– Доктора сказали, что такой вариант возможен.
Через час Ричер вышел из «Метрополя». Придерживаясь восточной стороны Первой улицы, он направился на север, в сторону магазинчиков, которые видел около здания суда. Ему была нужна новая одежда. Что-нибудь местного производства. Не комбинезон, но, вне всякого сомнения, нечто более приличное, чем его наряд из Майами. Потому что он решил вскоре перебраться в Сиэтл. За кофе. А разве можно разгуливать по Сиэтлу в ярко-желтой рубашке?
Ричер нашел подходящий магазин и купил пару брюк, которые, судя по этикетке, были серо-коричневыми, а по его мнению, грязно-оливковыми. Затем приобрел фланелевую рубашку почти такого же цвета. Плюс нижнее белье. И еще потратился на пару носков. Он переоделся в примерочной и бросил свой прежний наряд в мусорную корзину. Сорок баксов за одежду на четыре дня – так он рассчитывал. Лихо, но игра стоила свеч – ему не хотелось таскать за собой сумку с вещами.
Выйдя из магазина, Ричер зашагал на запад в сторону заходящего солнца. Его новая рубашка оказалась слишком теплой для стоявшей в городке погоды, он закатал рукава и расстегнул вторую пуговицу. Замечательно. Для Сиэтла подойдет.
На площади он увидел, что фонтан снова заработал и начал заполнять пруд, только очень медленно. Грязь на дне, примерно в дюйм толщиной, медленно вращалась кругами. Вокруг стояли люди и наблюдали за фонтаном, другие прогуливались. Но никто не ходил по короткой дорожке, где погибли жертвы Барра и где по-прежнему горели поминальные свечи и лежали цветы. Возможно, там вообще больше никто и никогда не будет ходить. Вместо этого все выбирали более длинную дорогу, мимо вывески Эн-би-си. Что двигало людьми: инстинкт, страх или уважение к погибшим, – Ричер не знал.
