Вместо этого он нажаловался капитану, а тот вызвал меня к себе.
– Что вы скажете, мистер Уайт? – спросил меня капитан в присутствии Хэнка, который злобно ухмылялся, глядя на мое беспокойное выражение лица. – Кто вам дал право так обращаться с моим старшим помощником? Он сказал, что вы выбросили его хлыст, которым он погоняет этих вонючих скотов за борт. Это так?
– Именно так, – спокойно ответил я и улыбнулся. – Поэтому больше он этого не сделает. Я избавил его от тягот пастушьей жизни.
– Ты смеешь дерзить капитану, щенок? – оскалился Хэнк. – Тебя надо было запереть в трюме среди крыс и мышей, дабы ты усвоил урок!
– Это вряд ли, – начал было я и перевел свой взгляд на капитана. – Ведь так?
– Боюсь, мне придется это сделать, мистер Уайт, – строго произнес капитан. – Берите швабру с ведром и отправляйтесь отдраивать трюмный отсек.
– Что? – я был просто возмущен. – У нас же был уговор…
– Никакого уговора, – улыбнулся Блэйк. В его глазах блестело адское пламя. Он знал, что мне отсюда никуда не деться.
– Вы будете делать то, что вам приказано. Или… Вы будете голодать. Затем, по прошествии трех дней, мы посадим вас в клетку и будем есть и пить в вашем присутствии, чтобы вы окончательно сошли с ума. Так вам, надеюсь, понятно?
Я молчал, переводя взгляд то на Хэнка, то на Блэйка. Хэнк скалился во всю, капитан сохранял невозмутимое выражение лица, иногда подергивая бровями.
– Марш в трюм, кобель! – выкрикнул Хэнк.
Мне оставалось лишь уйти. Я больше не мог выдавить ни слова.
От кого-то я слышал, что трюм оставался немытым уже много месяцев. Если бы вы знали, что я увидел, когда убрал пайол и спустился под нижнюю палубу в трюм, то, наверное, пустились бы наутек.
Вокруг воняло так, словно в свое время здесь подохли тысячи крыс. А ведь припасы достают именно отсюда. Кругом валялись прогнившие деревянные ящики, разбитые бочки, некогда наполненные ромом. Хорошо, что я прихватил с собой масляный светильник, а то в этой кромешной тьме я бы точно обо что-нибудь споткнулся и свалился бы прямо в льяло12.
Прошло около часа, пока я мыл пропитанный маслом и морской водой трюм. К вони уже привык. В какой-то момент мне все ужасно надоело, и я решил присесть передохнуть. Ничего, кроме не потерявшего свою форму деревянного ящика, я не нашел и уселся прямо на него.
Меня мучила жажда. Я знал, что бочки с ромом находились чуть дальше и решил отправиться к ним. На полпути я остановился и замер, как вкопанный. Откуда-то из глубины донесся странный звук, похожий на чье-то пение. Я решил, что мне показалось, и продолжил движение. Затем услышал еще раз и более отчетливо. Да! Точно! Кто-то напевал песню. Голос был похож на женский, но он также мог принадлежать и юнцу Питу. Как зачарованный, я шел вперед, не чуя перед собой опасности. Меня пугала мысль, что кто-то мог забиться в темный затхлый трюм и, сидя среди крыс, напевать песни.
Немного погодя, я увидел еле различимый свет как раз в том направлении, откуда доносилось это волшебное пение.
– «Может, я грежу», – подумал я про себя, продолжая медленно идти по скрипучему настилу.
Завернув за угол, я чуть не выронил лампу и не устроил пожар в трюме. На одной из старых бочек, прислонив что-то к груди, сидела женщина. Рядом стояла одинокая свеча, которая наполняла каким-то необыкновенным уютом это ужасное темное место. Женщина слегка покачивалась в такт пению.
