Дженга - страница 9

– Что случилось? – спросил Макс, но они даже не посмотрели на нас: как женщины на рисовом поле, синхронно продолжали наклоняться к подъезжавшим машинам и советовать двигаться на север.

Мы свернули вбок к обочине, пробираться через машины было легче, чем идти прямо. Когда дошли до обочины, то увидели ужасающую картину: со всех сторон к дороге наползало полчище крокодилов. Как на картине с перспективой, близкие к нам были видны крупно и отчетливо, а те, что дальше, – мельче, еще дальше – уже сливались в бесконечную массу цвета хаки. Страх и безнадежность – самый сильный коктейль. Мы посмотрели в глаза друг другу затяжно, прощаясь, как в кино, когда вот-вот рука героя соскользнет с борта надувной лодки, и он медленно погрузится в голубую бездну.

– Ты красивая, – прошептал Макс в беззвучной тишине.

– И вкусная, – прошептала я одними губами.

Он улыбнулся не по-голливудски, а мягко, глазами, по-русски, и поднес мою руку к губам. Я почувствовала каждую неровность его губ, как будто просканировала их эхолотом, почувствовала, насколько они совершенны. Крокодилы застыли неподвижно, как в стоп-кадре. Когда мы снова на них посмотрели, они открыли пасти и поползли еще живее. В двадцати метрах от нас повис вертолет со спущенной до земли веревкой, крокодилы поднимали головы, пытаясь ухватить ее зубами. Веселый вертолетчик махал нам рукой: мол, давайте, забирайтесь скорее, а то мы улетим отсюда.

Макс схватил меня за руку, и, не глядя под ноги, мы пошли по спинам крокодилов вдоль хребта, дойдя до хвоста, перепрыгивали на соседнюю спину, чтобы не угодить в пасть. Босые ноги иногда скользили по неровной, холодной, отвратительной спине, но Макс вовремя подхватывал меня под руку, и мы двигались дальше. Обхватив конец веревки и обернув ее вокруг руки, другой держа меня за талию, он, как Рембо, подтянулся на одной руке. Я поджала ноги, и зубы огромных крокодилов царапали пятки. Нас быстро подняли на борт. Сердце колотилось о грудную клетку птицей. Я посмотрела в зеркало заднего вида и увидела себя: как же дорого мне стало мое лицо…

Мама на кухне взбивала воскресный омлет, и я навсегда потеряла нить сна…

Будни даны человеку для того, чтобы в воскресенье он научился высвобождать всю свою креативную жизненную энергию. Обязательный ритуал – вот что сделает этот день особенным! Для меня воскресенье навсегда будет связано с Амитой, моей единственной и очень близкой подругой. Я специально не знакомила вас с нею, чтобы посвятить ей целую главу.

Каждое воскресенье на завтрак мама делает омлет, это блюдо содержит как раз тот максимум операций, которые она может безошибочно освоить, и поэтому делает его с воодушевлением. Взбивание яиц всегда с новым ритмом, та-та, та-та-та. Именно этот звук стал опознавательным сигналом волшебного дня! Еще это означало, что хватит обниматься с подушкой, играть со светом, с помощью которого, если медленно закрывать и открывать глаза, можно миксовать реальность и сон: окно с кусочком облака, похожего на нос крокодила, и пасть, раскрытая во весь обзор, сотни желтых клыков из сна. Нога тридцать восьмого размера с длинными розовыми пальцами торчала из-под одеяла и казалась очень далекой. Я вытянула ее, как в балете, и впервые полюбовалась выворотом стопы. Зря, наверное, мама меня не отдала в балет лет в пять.

Зеркало в ванной было уже более благосклонно ко мне. Я впервые внимательно рассмотрела свое лицо. Дорогие мои глазки, ротик, носик, никогда больше не покидайте меня, обещаю, буду любить вас и заботиться.