Джин в наследство - страница 3

Теперь, курс поменялся – народ надо вернуть обратно в патриотизм и героизм. И что интересно, стараниями пропагандистов это тоже неплохо удается. Народ в стране посмеивается над европоликами, искренне ненавидит обитателей Банковской в Киеве, радуется, когда сообщают о ликвидации целых бригад и батальонов нациков. В 90-ые у россиян отобрали прошлое, а теперь нарисовали цель, эдакую мишень, пуляя в которую можно отомстить за потерянное, и мечтать о будущем, правда, пока в формате личных желаний. Но пятидесятилетнего лётчика-бомжа, на образование которого в СССР потратили немало средств, вычеркнуть из списка лишних людей и вернуть хоть куда-нибудь в созидательную жизнь уже не получиться.

Волей судьбы Маня с Глебом, попали сюда, чтобы зализывать свои раны, спрятаться от невзгод, набраться сил и жить дальше. Их приняли с сочувствием и те, кто помнил родителей Глеба, даже взяли под свое крыло. Считали – по ту сторону кордона своя мишень, там русских объявили лишними. Их капитал пригодится, а сами особи ни к чему. Там нарисованы свои мишени, а стрелы ненависти стараниями пропагандистов нацелены как в Россию целиком, так и в каждого ее гражданина в отдельности. Через прицел на восток смотрят не только политики, но и целые полчища одурманенных граждан. Уж Маня знает, через день да каждый день она разговаривает со своими подружками и знакомыми. Они не поверили, что, восстановив страховой полис, Мане сделали сложную операцию абсолютно бесплатно. Удивились, что украинских беженцев не ссылают в Сибирь, а разместив во временном жилье всем миром помогают им и одеждой, и питанием. Навыки коллективизма злобные власти девяностых не смогли разрушить до конца. Маня с Глебом смотрели репортаж из Лисичанска, где прямо на улице в большущей кастрюле, женщины варили гороховый суп на весь подъезд. В квартирах нет ни газа, ни воды, до поваров доносятся раскаты боя, а они знай себе помешивают суп и радуются жизни. Этот самый коллективизм помог и Мане с Глебом обустроиться, едва соседи услышали фамилию Глеба, как вспомнили его родителей. В гарнизоне, в свое время, отец был, влиятельным, авторитетным и чрезвычайно уважаемым человеком.

– Так ты Глебка Прокшин? – а что бородатый такой? – С интересом рассматривала Маниного мужа грузная женщина. – Опираясь на клюку, она протянула руку и коснулась ежика на голове Глеба. – В юности твой муж был костматым – Обратилась она к Мане, – а теперь бородатый и седой. Но глаза те же хитрющие-е-е. Я вам пару кастрюль приготовила и занавески. Знаю, что сняли вы пустую квартиру. Ничего, поможем.

И помогли, весть о латышах-беженцах разнеслась по старожилам гарнизона мгновенно. И скоро прибывшие в городок с одним чемоданом летних вещей Маня и Глеб получили в дар два стула, стол и 4 тарелки.

Соседка снизу на улицу давно не выходит – после смерти мужа отказали ноги. Алла Викторовна подкараулила Прокшиных у двери, а заманила к себе. Они с Прокшиными вместе служили и здесь и в Сирии, крепко дружили.

– И вы мне не чужие. – Заключила она и выдала им три цветочных горшка стопку вафельных полотенец и еще одну занавеску. Алла Викторовна велела называть ее Алей. Каждый вечер по ватсапу присылала пожелания «Спокойной ночи», и подписывала «Целую Аля». Через три часа Маня с Глебом повезут Алю к стоматологу.

Маня поднималась по лестнице с пучком срезанной осоки для Алиных котов. Она положит пучок на тумбочку у двери, туда откуда прихватила перед озером пакет с мусором. Беспокоить звонком Алю не станет ей тяжело добираться до двери, чтобы открыть ее. Было еще одно обстоятельство – Аля любит поболтать, и чего греха таить, посплетничать. В памяти Мани осели уже пять историй об адюльтерах местного значения. И что интересно, Аля постоянно оправдывала неверных мужчин и с яростью осуждала изменниц- женщин, которые настолько глупы, что не понимают какой незаслуженно щедрый подарок вручила дурехе судьба в виде мужа-летчика. Маня попыталась вступиться за слабый пол. У нее самой в истории уже четвертый брак. Но так спокойно и защищенно, как сейчас, она не чувствовала себя никогда. На лице Али с солидными остатками былой красоты хорошо очерченные брови поползли наверх, глаза застыли на Манином лице так, будто два луча готовятся прожечь в ее темени дырки.