Вечером чешем на выставку Франко, или «Джима Фрэнсиса», как он сибя теперь величает в профсреде. Предлагаю поехать на метро. Поначалу у нее сомнения, но потом она соглашается, и мы на игривом расслабоне плавно скользим в центр Л.-А. На Викки отпадное гламурное черное платье и лодочки на высоком каблуке, волосы заколоты. Ощущаю себя восторженным, везучим говнюком.
Галерея – в бывшем одноэтажном товарном складе, примерно в пятнадцати минутах ходьбы от Першинг-сквер, в районе куча клевого стрит-арта. Болтаем с Мелани, у них с Викки уже полное взаимопонимание. Хотя Викки англичанка и ниже ростом, они так похоже говорят и двигаются, что это аж раздражает. Чума: у нас с Франко даже бабы похожего типа. Он стоит в чиносах и футболке с треугольным вырезом чутка в стороне от всех. Все равно что-то такое от него исходит, и незнакомцы не решаются к нему приближаться, но теперь это скорее усталое равнодушие, а не голая агрессия. Обаянием заведует Мелани, которая, извиняясь, уходит здороваться с новыми гостями – видать, потенциальными покупателями.
Подходим к Франко, который встречает нас с Викки радушно. Я ей не рассказывал его (и свою) предысторию: просто упомянул, что в хреновые старые времена он заводился с пол-оборота, сидел в тюрьме, а потом открыл для себя искусство. Пока он болтает с ней о картине с распятием Кэмерона, Милибенда и Клегга[22], разглядываю ухмыляющегося харизматичного темноволосого малого чела, вокруг которого носится свита.
– Это Чак Поц?
Франко кивает, а Викки отмечает:
– Я работаю над заокеанскими продажами его последнего фильма для «Парамаунта». Хотя с ним самим и не знакома!
Воодушевленная, слегка аутичная кинозвезда приветливо улыбается Джиму Фрэнсису – художнику, ранее известному как Бегби, – и бросается к нам. Мы с Викки удостаиваемся кивка и слащавой улыбки, после чего актер концентрируется на Франко:
– Джимбо! Родной! Сколько лет, сколько зим!
– Это да, – соглашается Франко с неподвижным лицом.
– Мне нужна голова! Я должен напихать в твою голову, бро, – смеется Поц.
Франко держится стоически.
– Шармейн, моя бывшая…
Актер понижает голос, Викки извиняется и чешет в туалет, а я прикидываюсь, будто рассматриваю произведения искусства, развешанные на стенах и расставленные на постаментах. Смекаю, чё Поц явно пытается уговорить Франко сделать голову Шармейн Гэррити, своей бывшей жены и тож голливудской звезды. Хапаю бокал красного с подноса офицанта и, подбираясь поближе, слышу, как он уламывает:
– Выручай братишку, чувак.
– Я ведь уже выручал. «Охотник наносит удар» – помнишь?
– Ага, блин, обидно за этот фильм. У меня были реальные проблемы с акцентом. Но у тебя произведения классные, и мне нужен оригинал Джима Фрэнсиса!
– Не ори, – слышу голос Франко, пока смотрю на картину с распятием. – Не люблю такие заказы светить.
– Согласен, бро. Как с тобой связаться?
– Дай мне свои цифирки, и я сам с тобой свяжусь, – Франко такой.
Смотрю на рюмящую мудохарю Кэмерона. Он ничё так получился, как и Милибенд, бедолажный задрот, а вот Клегг нихуя на сибя не похожий.
– Не вопрос, дружище. – Поц сияет и диктует свой номер, который Франко вбивает себе в телефон. – Ты же на меня больше не злишься, чувак?
– Не-а. Ни капли, – отвечает Франко.
Поц в шутку толкает его в плечо:
– Клево. Набери, бро! Назови свою цену. Я должен успеть, пока еще могу себе это позволить.
Ухмыляющийся Чак уходит к своей компашке, Франко всю дорогу смотрит иму вслед, а я подкатую обратно к художнику:
